Теперь я всё вижу - стр. 23
Отныне я буду жить смело, не осторожничая, жить так, словно завтрашнего дня не будет. Во время перелета из Нью-Йорка в Рим я потратила несколько часов на составление огромного списка вещей, которые мне необходимо успеть увидеть, пока «свет не потухнет». Первую строчку в нем занимали «глаза моих детей», но как раз с этим придется подождать. Затем шли различные туристические достопримечательности, многие из которых мне удалось посмотреть в том же августе: каналы Венеции, Елисейские поля, королевский дворец в Вене и многое другое. Потом шли пункты, каждый из которых был невозможнее предыдущего и в которых перечислялось не столько то, что я хочу увидеть, сколько то, как я хочу жить. Например, «всегда останавливаться и смотреть на искрящиеся тротуары»[3], «спать только тогда, когда это совершенно необходимо», «читать абсолютно все».
Уткнуться носом в книги и брать жизнь за яйца, казалось бы, два диаметрально противоположных подхода, но чтение всегда было одним из моих любимейших занятий, и я отчаянно боялась навсегда лишиться этой великой радости. Разумеется, существуют аудиокниги, но сама возможность уткнуть глаза в бумагу и водить ими по странице, слева направо, слева направо, слева направо, сам ритм этого танца, его безмолвие, нарушаемое лишь тихим шелестом перелистываемых страниц, эти обложки с пятнами кофе, который пьешь, читая главу, обещающую перевернуть всю твою жизнь, – всего этого не получаешь, слушая аудиокнигу, и мне хотелось получить этого как можно больше, пока я еще могла.
В том августе перечитать абсолютно все на свете мне не удалось, но «Анну Каренину» я прочитала от корки до корки. И волшебным образом чтение этой книги обернулось реальными приключениями. В частности, на любовном фронте.
Я сидела на скамейке под фонарем на римской пьяцца Навона и читала главу, где Вронский едет за Анной в Санкт-Петербург, когда рядом со мной раздался мужской голос:
– О, хорошая книга!
Он говорил на безупречном английском, а легкий итальянский акцент лишь придавал ему шарма.
Я подняла голову и увидела стоявшего надо мной худого загорелого мужчину возрастом ближе к тридцати. Был уже вечер, поэтому я не смогла различить цвет его глаз, но они были явно темные, как и коротко остриженные волосы. В чистой, тщательно выглаженной рубашке-гуаябере с «Фонтаном четырех рек» за спиной он выглядел так, словно пришел на фотосессию для итальянской версии журнала Vogue.
– Вы любите Толстого? – спросила я на безупречном – как я надеялась – итальянском, лишь с легким американским акцентом для большего шарма.