Теория невероятности - стр. 5
– Слышь! Ладно, Закир. Ты кирпич класть умеешь?
Я утвердительно закивал, надеясь, что меня переведут на другую работу. А может, я просто хотел угодить бригадиру и загладить так свою вину.
– Ага. А котлованы рыть? А гишпанскую штукатурку класть?
Это наверняка какая-то судорога, тик. Я не могу перестать часто кивать, как бы ни старался. Уже понятно, что бригадир над нами банально издевается.
Я смотрю на большой зелёный осколок сквозь застилающие глаза слёзы.
На зелёной школьной доске красивым почерком аккуратно написано: «Сочинение. М.Ю. Лермонтов. „Кавказский пленник“». В классе тихо. Ученики старательно выполняют задание, записывая мысли в тетрадях. Все заняты работой, кроме одного. Он, как всегда, развалился на стуле, любуясь облаками за окном школьного класса. Лохматый, наглый. Школьный пиджак расписан узорами и надписями. Судя по ошибкам и неловким двусмысленным орнаментам, он сам и разрисовал его шариковой ручкой.
Устав от созерцания природы, он перевёл взгляд на класс. Зрачки сузились. Взял учебник с соседней парты и с яростью швырнул в доску.
– Yomon eshak! (Мерзкий осёл!)
Вот что с ним делать? Если бы он просто сидел за последней партой, проблем бы не было. Я рисовал бы ему тройки. Но он так не может. Какой-то шайтан в его голове взрывает петарды, и он внезапно слетает с катушек. Ученики перестали писать, с интересом наблюдают за происходящим.
На моих висках уже белеет седина. Я ещё не знаю, что через несколько лет радикально поменяю профессию, страну. Меня будут редко звать даже по имени – Закир. Чаще я будет слышать «чурка». Но пока мне это неизвестно. Меня называют Закир Болатович. Все, кроме этого невыносимо вредного мальчишки.
– Говори по-русски в моем классе, Руфат!
– Зачэм ми учим этот язык? Русские нас баранами считают!
– Потому что русский – великий язык.
– Ага. Канэшно! Ведь на нём говорит хозяин? Cho’chqa! (Свинья!)
Мне хочется взять длинную деревянную указку с толстой ручкой и от души ударить мерзавца по спине. Так, чтобы она сломалась. Указка, разумеется, а не спина. Я, конечно, этим ничего никому не докажу и не добьюсь. Просто выход гнева. И ведь беда не в том, что Руфат так откровенно и яростно ненавидит мои уроки. Другие ученики, скорее всего, тоже не понимают, зачем им нужно изучать культуру страны, давно ставшей чужой. Но им искренне безразлично. Они понимают, что уроки формальны и оценка никак не влияет на результаты в аттестате. А Руфату небезразлично. Наверняка источник его сопротивления – разговоры родителей, родственников, друзей.
Указку о спину я сегодня ломать не стану. В этом противостоянии для меня важнее не сдаться. Не выгнать ненавистного ученика со своих уроков навечно. Не наорать. Хотя бы не отвести взгляд от его полных презрения глаз.