Тени прошлого - стр. 43
– Да, помню, она была матерью-одиночкой. Храбрая!
– Для племянницы пэра в семьдесят первом году? Еще бы не храбрая! Грубовата, но энергична. Этим она мне и нравилась. – Дэмиан замолчал, и легкая улыбка тронула уголки его рта. – Есть ли имена, которые ты рассчитывал увидеть, но не нашел?
Мы переглянулись.
– Нет, но ведь список все равно не полон.
– Что ты имеешь в виду?
– Здесь только девушки, которые родили в определенный период времени.
– Конечно, – кивнул Дэмиан. – Все правильно. Он и во всех остальных отношениях не полон. – Пояснять он не стал, да и мне крайне не хотелось, чтобы он углублялся в эту тему. – Карточку нашел?
– Да. Правда, не думаю, что она мне понадобится.
– Пожалуйста, перестань вести себя как англичанин и глупец, – вздохнул Дэмиан. – У тебя нет денег. У меня денег столько, что если я начну до конца жизни тратить по миллиону фунтов в день, то едва ли оставлю в этой сумме заметную брешь. Пользуйся картой. Отведи душу. Ни в чем себе не отказывай. Воспринимай это как свой гонорар. Или как мою благодарность. Или как мои извинения, если хочешь. Но возьми ее.
– Я бы не сказал, что у меня совсем нет денег, – ответил я. – Просто у меня не столько денег, как у тебя.
Он не дал себе труда подтвердить мои слова, а я не стал дальше протестовать, так что, видимо, можно было считать, что я согласился.
– У тебя есть какие-то предпочтения, с кого мне стоит начать? – спросил я.
– Ни малейших, – покачал головой Дэмиан. – Начинай с кого хочешь. – Он помолчал, чтобы перевести дух. – Но пожалуйста, не откладывай это надолго. – Его голос стал резче и более хриплым, чем накануне вечером. То ли так всегда с ним бывало по утрам, то ли он чувствовал себя хуже. – Торопить я тебя, конечно, не хочу, – прибавил он.
Особенно горько во всем этом, даже для меня, было то, что он пытался говорить с приподнятой любезностью, как в комедии Рэттигана[18]. Таким тоном он мог произнести: «Может, партию в теннис?» Или: «Кого подбросить до Лондона?» Стойкости ему было не занимать.
– Мне кажется, времени на все это должно уйти немало, – сказал я.
– Разумеется. Но прошу тебя, не больше, чем необходимо.
– А если я не найду никаких сведений, ни положительных, ни отрицательных?
– Вычеркни тех, кто точно не подходит. Потом подумаем о тех, кто остался.
В этом была логика, и я кивнул:
– До сих пор не понимаю, почему я за это взялся.
– Потому что если откажешься, то будешь чувствовать себя виноватым, когда я умру.
– Перед ребенком – может быть. Но не перед тобой.
Обычно я не бываю резок и не могу сказать, почему я так говорил с ним в то утро. На злодеяния, которые я ему вменял, к тому времени уже вышел срок давности, они были забыты, а если и не забыты, то теперь не имели никакого значения, даже для меня. Но он тем не менее, кажется, меня понял.