Тени исчезают в полдень.Том 4 - стр. 5

– Девятнадцать.

– А если к пяти прибавить последнюю цифру главы?

– Глава двадцать четвертая… Четыре к пяти – девять выходит.

– Значит, с этим паролем наш курьер придет к тебе только в девятый месяц года, то есть в сентябре, и только девятнадцатого числа. В любой другой день незнакомый человек скажет тебе другой стих. А ты уж высчитывай, сопоставляй со днем и месяцем. Сойдется все – только тогда приглашай и открывайся.

– Господи! Какие премудрости на старости лет, – вздохнула Пистимея.

– Трудновато, – согласился Демид. – Да ведь нужда заставляет. Для курьеров от слуги отдела к слугам групп полегче – без этих прибавлений и отниманий. Далее, все эти «мамы», «Яны», «пекарни», «овощи»[6] отменяются. Теперь… в общем, вот тебе новая инструкция – очень секретный документ, – протянул Демид брошюрку в серой обложке. – В ней новый шифр. Если что, сожги, сжуй… словом, что хочешь сделай, но чтоб не попала в руки кому не следует. Дается на месяц. Заучить все на память. Ровно через месяц, день в день, за ней придут. Не дай бог, если потеряется! – зловеще предупредил Демид.

Пистимея взяла брошюрку, спрятала на груди. Демид пододвинул к ней всю остальную стопку.

– Вот свежие журналы «Башня стражи» и другая литература. Журналы, как прежде, размножать только от руки. И – изучать, изучать на студиях. Вообще, говорю, как можно больше усилить проповедническую работу. Главная цель ее – чтоб братья и сестры под разными предлогами, как Исидор Уваров, отказывались выполнять советские законы, уходили от мирских соблазнов, от всяких мирских дел – собрания, выборов, службы в армии. Убеждать, что все это грех. И вдалбливать, не жалея сил и времени, что армагеддон близок, что Иисус Христос уже помечает невидимым крестом мучеников за веру христианскую, помечает тех, кого за верную службу Иегова возьмет с собой в свое справедливое райское царство, остальных же испепелит в прах… В общем – в «Указаниях» все написано. А теперь…

Демид встал. Пистимея тоже поднялась.

– Поговорил бы еще с тобой – ведь столько лет не виделись, и бог знает, увидимся ли, – да время дорого. Ступай… Серафима. С Устином я еще поговорю. Ну… долгих лет тебе.

И, глубоко втянув нижнюю губу в рот, принялся громко сосать ее, глядя на Пистимею выпуклыми глазами.

Сосал и глядел до тех пор, пока Пистимея не вышла.

А в это время Устин лежал в постели, смотрел в угол потолка и пытался сообразить: уснул он хоть на минуту в эту ночь или нет? Ночь, оказывается, прошла, а ведь он вроде только-только сомкнул уставшие веки, за которые кто-то словно песочка насыпал.