Тень над скульптурой - стр. 54
– Это еще с какого перепуга?
– Уверенность сокрушает тревоги.
– Знаешь, жизнь показала, что замечательной способность выполнять каждую мелочь наверняка присуща исключительно шарлатанам, – и он, вдруг остановившись напротив Александр, насмешливо зааплодировал. – Браво! Мое почтение! Мое уважение! Неужели сыскался тот один единственный индивидуалист, сумевший отточить навыки до небесных степеней, при каких ошибки попросту невозможны даже в качестве исключений?
– Перед смертью все равно не надышишься. Так говорила моя школьная учительница по немецкому перед каждой устной сдачей… Редкостная стерва, зато язык мы знали…
– Не до учителей мне твоих… А речь, – с полминуты спустя, дойдя до окна, опять спохватился Беляев, – речь-то ты подготовил? Ты вообще знаешь, перед кем и что будешь нести?
– Полагаюсь на харизму.
И Беляев опять пустился маршировать по маленькому кабинету со сцепленным за спиной руками. На недорогом столе, что втюхали в кабинет как временный ковчег и какой сейчас занимал Александр, зиждился ноутбук, распластались стопки нетронутых бумаг, один вид каких ударял, разбрасывая пыль во все стороны, по голове изнемогающей усталостью.
– Странно, – вдруг заметил Катаев с таким отсутствием, словно заговорив с собственным отражением, – странно, что мебель не бросили. Видно, что-то да значила. Что-то, что денежным эквивалентом не выражается.
– Ладно… – вымученно выдохнул Роман Юрьевич, плечом прислонившись к двери. – А почему бы, собственно, нам не опрокинуть сто грамм? Во благо спокойствия?
Катаев раскрыл глаза и остро глянул на товарища. Старая привычка кольнула в бок, отозвалась гулким эхом где-то в глубине сознания, вспорхнув вдруг возродившимся из пепла фениксом, затребовав непременного возврата преднамеренно утраченных привычек.
– Пожалуй, но лучше пятьдесят, чтоб не занесло никуда…
– Занесет, куда нас в этой чертовой жизни занесет? – усмехнулся тот и стремглав вырвался из кабинета.
Кабинет сразу же потонул в тихом одиночестве, как ветхая яхта, безмятежно ушедшая на морское дно с седым капитаном. Старая мебель на память отчеканила отпечатки на побеленных стенах. Еще неделю назад над комодом красовалась какая-то картина, какую, тщательно упаковав, увезли ближе к горам Кавказа…
Вихрем Беляев распахнул дверь – та, несчастно скрипнув, едва не сорвалась с петель. Он стукнул бутылкой коньяка, от какого оставалась жалкая треть, по столу, рядом примостил две пузатые рюмки.
– Куда разогнался? – рявкнул Катаев.
– Тут и тридцать-то едва набралось… – запел было Беляев, однако Александр одним взмахом руки заставил того замолчать. Схватил рюмку, перелил в бутылку мерцающий на солнце напиток, оставив лишь на пробу. Пара крупных капель чистыми янтарными самородками засияла на белесом столе, раздувая по кабинету облачка дубового благоухания.