Тень - стр. 42
— Карина!!
— Мама, хватит! — я не выдержала и повысила голос. — О чем ты вообще говоришь?!
Меня трясло.
— О чем я говорю? Я говорю о том, что ты собственными руками рушишь свою жизнь и пытаешься в этом обвинить меня! — мама встала.
Она всю жизнь проработала начальницей в банке, поэтому командный тон ей давался на отлично. А я больше всего на свете ненавидела, когда она разговаривала с нами, как с подчиненными.
— Когда я в чем-то тебя обвиняла? — я тоже встала. Слова приходилось цедить, чтобы не закричать в ответ. — Чем я разрушила твою жизнь?
— Хватит, Алиса! — мама с размаху ударила ладонью по столу.
Звякнули столовые предметы, ваза с белыми гиацинтами в центре опасно покачнулась. Папа устало откинулся на спинку стула и прикрыл глаза — даже он ничего не смог поделать.
А я стояла, бездумно смотрела на белоснежные пушистые цветы, похожие на эскимо, и ощущала каждое мамино слово как пощечину:
— Мне Тоне и Костику теперь в глаза посмотреть стыдно! Мне стыдно за тебя, за твое ужасное поведение! Мальчик любит тебя до смерти! Он жениться предлагает, слышишь? Жениться!
— Карина, замолчи сейчас же!
— Ну уж нет! — Руку, которую папа протянул, чтобы схватить жену за предплечье, она со злостью отбросила и продолжила кричать: — Что ты хочешь от жизни, а, Алиса? В банке работать не захотела, чтобы строить карьеру! Устроилась в какое-то вшивое туристическое агентство без малейших перспектив! Двадцать пять лет, а единственному человеку, что зовет тебя замуж, отказала! Чего ты ждешь?! Во что превращаешь свою жизнь!? Думаешь, что будет много других желающих? Или всю жизнь хочешь прожить со своим котом и вздыхать по этому Романову? Да зачем ты сдалась ему? Так и будешь таскаться, когда он женится и детей заведет, да? Так и будешь заглядывать ему в рот при любом удобном случае?
— Карина!! — взревел папа.
Мама и сама поняла, что в гневе перегнула палку, но было поздно.
Она замолчала, тяжело дыша, а я уже беззвучно глотала слезы и металась по комнате, пытаясь вспомнить, куда забросила сумку.
Сумка нашлась в коридоре у коврика. Пока дрожащими руками обувалась и застегивала пуховик, вышел папа. Мама осталась в комнате, за что я была благодарна — держать в себе жгучую обиду и гнев становилось все труднее.
— Пап, прости, — голос звучал глухо. — Я правда не хотела, чтобы так получилось.
Папа крепко обнял меня.
— Не обижайся на нее, Лисенок, — ласково проговорил он, отстранившись и нежно погладив меня по голове, — ты же знаешь, она просто очень волнуется.
— Знаю, — я кивнула, закусывая губу, — но ничего не могу с собой поделать. Я пойду, хорошо? Удачно тебе съездить. Я позвоню завтра.