Тень изначальных - стр. 3
Какая ирония. Избежав отправки на каторгу, вытащив заветный козырь из колоды, он все равно связал свою судьбу с киркой и молотом. И махал ими уже куда больше, чем жалкий десяток лет, – то был долгий путь. Будто целая жизнь прошла, но, кто знает, возможно, впереди еще столько же. И у Эдвина тоже. Мужчина почти уверился, что генерал достиг своей цели, упек беглеца в кандалы, а мальчика – на распределительный пункт. Потому что если иначе… Почему же тот не вернулся?
Мальчик и беглец покинули мастерскую вместе – на этот счет у старика сомнений не было. Никто не усидит в пыльной каморке, зная, что по твою душу направляется пара столичных гвардейцев. Вынудил ли таинственный незнакомец Эдвина помогать себе, угрожал или просто заболтал – неважно. Реку они перешли рука об руку. Первые дни старик утешал себя тем, что парнишка мог сбежать, затеряться в лесу. Либо опасный спутник отпустил его сам, но позже, когда понял, что военные сбились со следа. Эдвин неплохо знал окрестные земли, но без монет в кармане путь домой мог затянуться. Хотя даже по самым смелым прикидкам в таком случае обратная дорога заняла бы лишь пару дней. Максимум – неделю. Но уж точно не гребаный месяц. Оставалось уповать лишь на распределение. Либо…
Мужчина зажмурил глаза, словно ночь вокруг была недостаточно черна. С каждым днем уверенность шла на спад, а груз вины на плечах, наоборот, рос, прижимал к земле. Самого себя не обманешь. Зачем беглому преступнику тащить с собой обузу? Раз он уложил двух гвардейцев, попутно расквасив нос одному из них, то явно был достаточно хорош, чтобы улизнуть в одиночку. Хорош и опасен. А таким людям на их узкой дорожке спутник не нужен.
Во имя изначальных, на кой он сослал мальчика наверх? Да потому что запаниковал, старый дурак. Поддался воспоминаниям, вновь испытал все те чувства, позволил событиям давнего прошлого взять разум под контроль. Думал, что спасает парня, а спасал самого себя. И куда это привело?
Шершавая поверхность под узловатой рукой не шелохнулась. Даже если бы он нашел в себе силы встать, кусок вековой истории был тяжел. Или веса добавляли все те чувства, что сейчас клокотали в груди? Первое время он храбрился, думал, что вспоминает о парне как о помощнике, о рабочей силе. Эдвин сновал по мастерской уже много лет, с юности. Но, надо признать, чем старше он становился, тем меньше их взаимоотношения напоминали общий труд наставника и ученика. И пусть каменщик никогда не пытался быть тем, кем не являлся, сейчас он переживал за Эдвина так, будто потерял сына. Пусть и не хотел этого признавать.