Тень Химавата - стр. 4
Закинув торбу за спину, он осторожно двинулся на шум. Крадучись добрался до упавшего ствола талипата, поросшего мхом и крошечными орхидеями. Прячась за него, уставился в просвет между листьями папоротника.
По дороге друг за другом брели оборванные грязные люди с колодками на шее. Конвоиры лениво развалились в седлах: одни обмотали голову и лицо платком, чтобы защититься от мошкары, другие – в войлочных колпаках с башлыком – обмахивались ветками.
Так и есть – ассакены! Сразу видно по вооружению и доспехам: кожаные штаны, кафтан с нашитыми спереди бронзовыми бляхами, пика, за спиной маленький круглый щит, у пояса деревянный колчан.
Изнемогающие от палящего солнца кони с жадностью косились на сочную траву в шаге от тропы. Изредка то один, то другой всадник натягивал узду, тогда бронзовые псалии еле слышно позвякивали.
Внезапно раздался гортанный крик.
Рабы, успевшие за долгий путь выучить команды ассакенов, тут же с облегчением опустились на землю. Девушка, еще совсем подросток, в одной набедренной повязке и с бурдюком в руках, заспешила по тропе. На ее спине краснели рубцы от свежих ударов плетью. Испуганно косясь на конвоиров, она подходила к каждому из пленников по очереди, давая выпить несколько глотков воды. Другая рабыня – немолодая, с большой обвислой грудью – повторила путь первой, раздавая несчастным бананы.
Гонд бросился на землю, опасаясь, что его заметят воины, но потом осторожно выглянул из-за талипата. В нескольких шагах от него на земле сидел мужчина.
Раб устало свесил голову, насколько позволяли колодки, при этом черные волосы спутанными волнистыми прядями закрывали лицо. Поражала его худоба: выступающие ребра казались прутьями корзины. Он то и дело хлопал себя по плечам и бедрам, прогоняя назойливую мошкару.
Гонд вынул из котомки ячменную лепешку. Затем медленно двинулся вдоль ствола, стараясь производить как можно меньше шума.
– Эй, – тихо позвал он мужчину.
Тот вздрогнул, поднял голову и замер, не решаясь смотреть по сторонам.
– Не оборачивайся, просто протяни руку к папоротнику.
Раб не шевелился.
Гонд от досады закусил губу: что – вот так все бросить и уйти? Если не понимает язык гонди, обращаться к нему на пайшачи не имеет смысла. Он лихорадочно думал. Кожа у пленника светлая, значит, явно не наг[17]. Но точно не арий – ария рабом никто не сделает. Может, яван[18]?
Тогда он повторил по-гречески: в Бхарукачче, куда часто заходили корабли эллинов, все плотники знали этот язык.
Раб медленно провел рукой по земле в сторону зелени.
«Ага, все-таки яван!»
Отломив от лепешки кусок, гонд осторожно вложил его в протянутую ладонь. Мужчина молниеносно сунул хлеб в рот. Остальные куски съел так же быстро.