Тёмные сказки - стр. 4
Я был готов стать одной из них…
Но затем, кто бы мог подумать, случилось то, чего просто никак не могло случиться в ночном зимнем лесу.
К слову, говорящим котом, или, как меня называют дамочки в окрестных деревнях, котом-ученым, я был не всегда и стал таким не по своей воле. Как ты уже понял, родился я простым уличным пройдохой, каких можно встретить в любом хуторе или городке. И помер бы я в том лесу, как и многие мои пушистые братья и сестры помирают по всему миру. Ты не смотри на то, что у кошек девять жизней. Это не так работает знаешь-ли.
Однако судьбоносная ночь дала мне хоть и не девять новых попыток, но одну, зато какую!
Сначала я думал, что это очередные наваждения. Я уже ничего не видел, да и не слышал. Не чувствовал тела, и как будто смотрел на себя со стороны. Видел только черную кошачью тушку, которая на фоне бескрайнего снега казалась совсем крохотной. Осознание того, что это лежу я, замерзший, бездыханный, забытый всем миром, пришло не сразу. А когда всё-таки пришло, было поздно что-то исправлять. Я вознесся над лесной опушкой, почти до самых берёзовых верхушек. Падал снег. Дул ветер. И ничего нельзя было поделать.
Наступила ночь, сгустилась тьма, но я видел все, как днём. Опушка утопала в дивном теплом свете. Из глубины леса послышалось бормотание, а затем из-за деревьев вышла невысокая стариковская фигура.
Вылитый мужичок сам-с-перст! Ей боги!
Толстый шерстяной тулуп, что носил этот дед, казался больше него самого, а опущенные уши меховой шапки на голове заиндевели и скрючились, будто козьи рога. Чудак какой-то, одним словом. Из-за не то седой, не то покрытой инеем бороды совсем не было видно лица, один лишь нос-картошка на половину рожи, ой-ей, торчал, как вторая голова. Красный такой, как у старого пьянчуги.
Видал я таких в деревне. Любят самогонку сильнее, чем девок щупать. Где это видано? Неприятные типы. Я б с такими пить не стал.
Этот тоже казался неприятным. Явно не в себе, раз ночью в лес поперся. И все же тот чудесный теплый свет, что я заприметил в начале, исходил именно от старика. Впрочем, мне было все равно. Я медленно погружался в невидимый, но осязаемый мрак, и даже дедовское сияние различал уже с трудом.
Незнакомец брёл по сугробам, опираясь на тонкий дорожный посох. Старый дурак чуть не наступил на меня, представляешь! Я закричал, пускай он и не мог услышать парящую среди деревьев кошачью душонку. Да даже я не слышал ничего, кроме воя ветра. Но дед вдруг остановился, покряхтел чего-то в усы и наклонился. Он загнул края тулупа, рухнул на колени и принялся причитать: