Темнеющая весна - стр. 30
Он, привыкший воспринимать свои глаза болотисто – карими, опускал их.
Анисия ничего не требовала, кроме разговоров обо всем. И Павел, который никогда не чувствовал себя наполненным, откуда-то вырвал из своего пустующего нутра нежность, пугаясь, что это окончательно сожрет его.
Их окружал просоленный город, куда в любое время не доходили поезда. Оглушающий свет будто отпрыгивал от разнозеленых крон, застревая даже в переливающихся по веткам птицах. А июнь оборачивался цветами. Чудилась неподалеку покатая Нева, торжественно блестящая белыми ночами. Но воздух был суше и не пах навязчивой тиной разбавленного моря.
После трех лет мытарств по меблированным комнатам у рачительных немецких хозяек устроенная жизнь с Павлом разморила Анисию, но и придала сил дошлепать до цели. Павел посмеивался, что она вместо этого может, как Игорь, зацепиться за трагедию детства и растеребить ее до масштабов катастрофы всей жизни. Успокоившаяся, удаленная от бесконечных политических дискуссий в русской библиотеке, в которой потонула Полина, Анисия уже почти закончила работу над докторской диссертацией. А в июне в «Правительственном вестнике» прочла про унизительное распоряжение всем учащимся женщинам вернуться на родину до 1 января 1874, иначе им будет закрыт доступ в любое учебное заведение России.
Эти красивые, смелые девушки вложили в образование и общественную жизнь русской Швейцарии столько страсти, средств, взаимопомощи и надежд… Они согласны были терпеть косые взгляды местных, скудный паек, бытовую неустроенность и постоянные препоны со стороны сокурсников. И после всего влиятельные мужи из роскошных кабинетов вместе с самим царем – освободителем порешили перечеркнуть столько лет их созидательного труда вопреки им. Немудрено, что и Фричи, и Полина остались не слишком довольны таким исходом и откровенно возненавидели систему, наказавшую их за стремление к свободе и достоинству.
Для Анисии же удар смягчил Павел, убедив ее вернуться в Петербург, напитаться силами. И подождать, пока правительство само все устроит, обязательно откроет еще какие-нибудь курсы или все же зачтет ей обучение за границей. Уставшая, мечтающая о ленивой прохладце Петербурга, обтесываемого круглосуточной суетой разносословного люда, Анисия согласилась. Полина тогда просто неистовствовала и впервые крупно поссорилась со сдавшейся подругой, клеймя ее эгоизм и слабоволие.
По возвращении Анисия испытала растерянность человека, не получившего так давно предвкушаемого удовольствия. Почти с отторжением, а затем с безразличием она переваривала неосязаемую перемену. Все вроде бы осталось до отвращения прежним – озорное поблескивание набитых безделицами магазинчиков, насупленные взгляды встречных молодых людей в фуражках, вонь Сенной. Но уже не получалось смотреть на промозглую гениальность города, не приспособленного для счастья, прежними глазами подростка, убежденного в блистательности дальнейшего пути. Она утешала себя, что полученную за границей докторскую степень все равно пришлось бы перезащищать здесь, а потом бодаться патриархальными земскими врачами за местечко. Расстроенная, разочарованная Анисия не нашла ничего лучше, чем окунуться в заложенное женское предназначение, полагая, что ребенок придаст ее жизни новую цель.