Темнеющая весна - стр. 29
– Отчего же нет уникальности? – возмутилась Анисия, неумело пытаясь скрыть это.
– Как и было озвучено, чувства обуревают всех одинаковые. И мы даже научились давать им название. Как цветам. Цветы ведь тоже одинаковые.
– Чувства, быть может, и одинаковые… Но их контекст, обдумывание, причины, их вызывающие…
– Не так интересны, как поиск чувств невиданных, – заключила Полина и как-то сникла.
– А если бы люди поняли свою похожесть, – прервал Игорь ее мысль, – не было бы войн от непомерного самомнения. Было бы сродство и братство.
– И рутина еще большая, чем у Полины, – сказала Анисия, со все большим интересом взирая на Игоря.
Несмотря на напускной эпатаж сквозила в Игоре какая-то… прозрачность. Какая-то неоспоримая цельность. После общения с ним у Анисии осталось странное сладковато-невыносимое ощущение, что он один в целом мире – ее истинный двойник. Только двойник свободный. Ее обуревало изрезанное чувство восхищения перед падением.
12
На чужой территории студенткам жилось несладко. Студенты выражали агрессию, а преподаватели – склеенную отеческую манеру. Оторванные от дома, не выспавшиеся, эти девушки не раз жалели об утрате обустроенности прошедшего. Местные подписывали петиции против приема иностранцев, требовали проверять их квартиры на предмет разврата.
В Швейцарии Анисию отвращала разнеженная летняя тревожность, присущая и уездным городам Российской империи. Мазало красками холст разнотравье цвета. Наркотическое обезволивание жары обваливалось на плечи, втиснутые в обязательную ткань. А спадающими ночами снился то мраморный простор родины, то трупы в препаровочной.
Павел в то время путешествовал по Швейцарии и заехал «понюхать студенческой жизни». Анисия тогда едва пришла в себя на каникулах, когда лекции в шесть утра закончились, а осталась только анатомическая практика без досаждающих взглядов доброжелателей.
Истосковавшуюся по родному Анисию пленила его галантность, прогулки по родниковому молоку Цюрихского озера, во время которых Павел приоткрывал суть отношений в своей семье – с деспотичным отцом и братом, с детства попавшем под горячую руку своей меланхолии. И Анисия, давно смутно сожалеющая о своей неполноценности на женском поприще, сама закрыла дверь в свою комнату с Павлом внутри. Ей вмиг стали смешны отрицания своей природы, показавшиеся несформированным побегом. Нужно было изведать все возможные вехи на этом коротком и бесконечном пути.
– У тебя глаза янтарные, – говорила она ему в розовящемся отсвете то ли молодости, то ли весеннего сияния исподволь.