Тело черное, белое, красное - стр. 36
Заметив немой вопрос в глазах Ракелова, пояснила:
– Да, да, не стану, потому что очень люблю его стихи и, потому, склонна идеализировать его самого, как, впрочем, и все поклонницы его таланта. – А вдруг, не дай бог, Кузмин окажется не таким, как я его себе нарисовала? Знаете, Ники, нам, женщинам, иногда достаточно какой-то мелочи – одного неловкого слова, снисходительного взгляда, банального прыща на носу или неприятного запаха, чеснока, например, чтобы разрушить чувство к кумиру, которое строилось годами и казалось незыблемым.
– «Не сотвори себе кумира», – улыбнулся Ракелов, – тогда не придется переживать разочарование. Впрочем, насколько я знаю, Кузмин чеснока не употребляет, – добавил он, – да и насчет…
– Ой, Ники, – Ирина услышала звонок и, желая прекратить неудобный для себя разговор, потянула за Ракелова за собой, – пойдемте же скорее в зал, перерыв заканчивается, сейчас будет самое интересное.
Они прошли в зал и расположились на своих местах. Зрители постепенно рассаживались, тихо переговариваясь, и с интересом незаметно поглядывая друг на друга. Дам, как обычно, интересовали наряды и украшения. Мужчин – дамы. Наконец, под громкие аплодисменты на сцену вышел Сергей Есенин…
Поэты сменяли один другого. Ирина наслаждалась. Зал казался ей одним существом, внимающим звукам Поэзии, и она ощущала себя частью этого существа, распахнутого для восприятия прекрасного…
Вечер завершала похожая на Сивиллу черноволосая Анна Ахматова, одетая в белое платье со стюартовским воротником, с высокой прической и неизменной незавитой челкой:
Ирина почувствовала, как Ракелов осторожно взял ее за руку, и краем глаза заметила, что он наблюдает не за сценой, а за ней, будто стараясь воспринять все происходящее через выражение ее лица и эмоции.
«Какой же Ники чудесный! И как прекрасна жизнь!» – радостно подумала она.
В оживленном потоке зрителей они вышли на улицу и, не спеша, пошли по Литейному. Смеркалось. Холодный воздух покалывал горло. Не хотелось говорить ни о чем, потому что в ушах еще звучала музыка стихов. Постепенно прохожих на зябких сумеречных улицах становилось все меньше, да и те, что попадались навстречу – спешили домой, к теплу печей и каминов.
– Господи, как хорошо! – наконец, нарушила молчание Ирина. – Какое удивительное, редкое для нашего тревожного времени чувство спокойствия и душевного равновесия!
– Я… завтра уезжаю, – вдруг глухо произнес Ракелов.
– Как уезжаете? Зачем? – она остановилась в растерянности. – Надолго?