Телефонный принц - стр. 3
Для начала безутешный папочка посадил на маминой могиле куст можжевельника. Сказал — Маша просила. Ну да, только на даче, которую пришлось в спешке продать, чтобы закрыть с родственниками долги по наследству. Долгов больше нет, как и родственников. Остались мы с папой одни.
Как вчера это было. Папа бросил горсть земли куда-то в пустоту… И, точно свечка, сгорел за три дня. Превратился в дряхлого маразматичного старика. И каждый новый день сделался для него серым и прямо-таки наказанием. Для меня в особенности. За прегрешения, которых не было и с таким тотальным контролем никогда и не будет. Если папа иногда и выходит из дома, то все дороги, которые отходят от подъезда нашего дома, приводят его обязательно на кладбище.
— Сима, ну что ты сегодня так поздно?
А потом говорит: мол, передал от тебя привет маме. А ведь действительно передавал его каждый раз. Сама видела, как говорит с ней. О всяких глупостях. Дома, кстати, тоже. С фотографиями… Скажет что-то и молчит, будто ждёт от женщины, буравящей его взглядом из темной рамки, ответа. Потом повернётся ко мне и выдаст:
— А это хорошо, что Маша молчит, а то выбранила бы нас…
А я все жду, когда же он сам замолчит. И образумится. Начнёт молча попирать у ее могилы талый снег. В марте. Только в день ее рождения. Маме есть, за что его ругать? За то, что не даёт взрослой дочери стать по-настоящему взрослой, а не только ходить на работу, в магазин, убирать квартиру и окончательно и бесповоротно забыть все мечты о нормальном, не телефонном принце.
— Теперь даже как-то охотнее делюсь с Машей нашими новостями, — сказал папа как-то за ужином, заставив меня реально за него испугаться. — Только бы эта связь не прервалась…
Но даже телефонная связь порой прерывается. Как раньше в их молодости, длинными гудками на линии. А я четвёртый год не могу до него достучаться — все короткие гудки, как стук пальцев по полировке стола-секретера, за которым он зачем-то сидит целыми днями. Никак не может отпустить боль. У них с мамой большая разница в возрасте, пятнадцать лет. Не он должен был ее хоронить…
Вечереет. Спи. До новой встречи.
Я домой. Вдруг дочка позвонит.
Так и говорит ей. И не дай бог я не позвоню. Не скажу, что вышла с работы, вышла из метро, вышла из маршрутки… Как из себя я ещё не вышла, не знаю. Наверное, так и не пришла в себя от сознания, что моя мнимая свобода взрослой жизни закончилась, так и не успев начаться.
— Ну что? Будешь звонить? — спросила вдруг Раиса Марковна.
— Кому? Папе? — вздрогнула я.
— Своему телефонному принцу! — рассмеялась она мне в лицо.