Те, кого не было - стр. 2
Голик и сам всё понимает. Или нет? Мы на эти темы не говорим. Но я по лицу вижу, по тому, как он слезы рукавом вытирает. С надеждой на будущее, так сказать.
Он после такого обычно к воде уходит. А я на обрыве сажусь. Челюсть выставлю, чтобы не сводило, и смотрю – далеко, в небо. Долго-долго смотрю, пока шею не заломит. Все хочу рассмотреть, что там внутри. Должно же что-то за этими облаками прятаться.
Или нет?
Вот это самое страшное. Если нет. Тогда лучше и правда кидаться.
Голенький хоть и дурной, но и друг тоже. А кому еще верить, если не друзьям. Это для остального мира мы «безымённые». Но не для своих.
Здесь я Петрович. Он Голенький. Ну Бзыкеще. Так и живем…
ТАИСИЯ ПАВЛОВНА
Эксперимент? Кажется, так. Забыла, как правильно называется.
Интересно, это от лекарств или я просто путаюсь?
Ну точно же он! Эксперимент. А как еще назвать такое?
Сначала ко мне Лидочка прибежала. И как начала! Виновато так, в пол:
– Таисичка Пална, милушенька моя, вот вам крест – я ни при чем. Они всех сами распределяли, без меня.
Я молчу. Дышу просто – обвинительно. Пусть знает, что я о ней думаю.
А она снова – как будто ее ключом завели:
– Да что они – и правда не понимают? Проклятые! У вас ведь и возраст какой. А с дочей как же? Здесь совсем другие условия нужны. Деликатные.
Ну а я что говорю? Молчу вот! Лучше всяких слов получается.
Лидочка как будто и ни при чем. Хоть она и жена Высоченного.
Однажды сказала мне, что это не повод ее ненавидеть. А что я могу, если закон такой: ненавидеть Высоченного и всех, кто с ним общается! И попробуй здесь не послушаться!
Но с Лидочкой я так не могу. Чтобы ее совсем ненавидеть! Она мне конфеты приносит. И с дочей видеться дает.
За что мне все это – не понимаю. Как было раньше хорошо. Я маленькая, и дом есть, мама. А теперь что? Уже и не поплачешь. Большие девочки не плачут – так Лидочка говорит. А сама в подсобке ревет, когда никто не видит. И всё из-за главного. Высоченного! Он у нее за спиной что-то там с Нинкой крутит. Это наша медсестра. Краси-и-ивая! А Лидочка вот – ревет.
А я молчу. Я почти всегда молчу. Даже когда к доче прихожу. Просто смотрю на нее. А она на меня. Как будто не видит.
– Таисичка Пална, так вы собираться будете? – Лидочкин голос трескается, как наш потолок.
Буду, говорю. Что еще делать?
Хотя у меня и вещей-то… Но я их берегу. Для дочи берегу. Ей важнее.
Ей мама нужна. И все эти мелочи, я решила, пусть тоже ей будут.
Лидочка снова суется:
– Гребенку-то возьмите.
– Зачем мне гребенка? – злюсь. – Как будто ты не видишь, что я почти лысая.
– Это дело наживное, – говорит Лидочка, а сама себе в тапочки смотрит. – Все у вас наладится.