Тайный фронт - стр. 7
Есть не хотелось. Хотелось только пить и лежать. «Надо идти», – подумал Михаил вяло и поплелся к двери, где на гвозде висел ношеный и мятый пиджачишко, который был ему мал. «Может, снять рубашку и надеть пиджак прямо на майку? – вяло подумал Сосновский. – А что, так нередко ходят опустившиеся личности, такие, как я. Майка уже серая. М-да, как там говорят блатные? «Бывший интеллигентный человек», «бич»? Вот и я бич. Время уже двенадцатый час, пивнушка за продуктовой базой уже открылась. И там уже наверняка все дружки. Конечно, дружки-приятели. Платит тот, у кого лишняя деньга появилась на опохмелку. Кто бутылки сдал, кто из дома тайком от жены что-то утащил и продал. Да у многих и жен-то уже нет. Мотаются по таким вот берлогам, как и я. И у меня нет жены, – хмыкнул Сосновский. – Бутылка моя жена, бичи-собутыльники – моя семья. Как-то так».
Густой папиросный дым и дым махорки наполняли пивную, смешиваясь с резкими запахами дешевого алкоголя и пота. Рынок возле продуктовой базы и пивная на рынке жили своей привычной суетой, но суета шатающихся мужчин с кружками пива в руках, пьяное бормотание, резкие возгласы, смех и матерщина создавали в этом темном заведении с низким сводчатым потолком совсем иное пространство, иную атмосферу. Здесь каждый грешник или праведник, в зависимости от того, кем ты был в прошлой приличной жизни, мог хоть ненадолго забыться, погрузиться в небытие пьянства и бессмысленность существования.
Сосновский, чуть щуря глаза, дербанил сухую воблу, обсасывая полоски соленой рыбы и свои пальцы. Он уже знал здесь всех, почти со всеми выпивал, обнимался и в пьяном угаре клялся в верной дружбе до самой смерти. Тут были простые работяги, бывшие колхозники, приехавшие в столицу на заработки, ничего не заработавшие, опустившиеся на самое дно. Они промышляли мелкими дешевыми работами, ежедневно пропивая все, что удавалось сколотить за день. Был тут и театральный актер, конечно же, актер в прошлом. А вон тот, кажется, в прошлом был писателем и поэтом. Был бывший милиционер, которого турнули из органов за пьянство, и теперь он славился тем, что ходил и побирался, прося у каждого прощения. Ему или наливали снисходительно, или толкали ногой в грудь, чтобы проваливал. И он уходил, воспринимая все как должное, стыдясь своего прошлого.
Сегодня здесь был и Данила. Не то чтобы он нравился Сосновскому. Просто он еще оставался живым человеком. Он умел красиво говорить, рассуждать и делать правильные выводы. Жил Данила в трех кварталах отсюда, и там, почти у его дома, имелась своя пивная. Но он упорно ходил сюда изо дня в день. И сегодня пришел. Пришел, потому что здесь была Татьяна. Раскрашенная, нелепо одетая женщина была, в принципе, красивой, если ее умыть и нормально одеть. Правда, волосы, теперь уже с сединой, растрепаны, под глазами и возле рта морщины и потухшие глаза, в которых интерес к окружающему возникал при звуках льющегося в стакан алкоголя. С кем она приходила? С несколькими мужчинами. Возможно, что один из них был ее мужем или сожителем, а может быть, и нет. Или все они.