Тайнопись видений - стр. 13
– Не знаю, я же сам дрых без задних ног. Что тебе приснилось?
– Не помню. – Астре сглотнул полынную горечь во рту и нащупал еще теплые камни. Судя по ним, не прошло и четверти часа. Призрак точно его караулил. – Ничего не помню…
– Ты меня так не пугай, а то ей-ей без сердца оставишь, – сказал Элиас, похлопав его по плечу.
Астре сжал губы. Он не почувствовал успокоительного жеста Элиаса. Рука была мертва, и после мутного кошмара стало особенно тяжело думать об этом.
Призрак ушел, но в колкой сырой темноте убежища все равно было холодно и неуютно. Астре взялся разминать кисть, хотя и знал – это бесполезно. Если Элиас бросит его… Если Сиина не доберется до Зехмы… Если Марх и остальные попали в беду…
– Ты там плачешь, что ли?
Астре отвернулся и закусил большой палец.
– Спи.
– Ну, чего ты совсем раскис? Как я спать буду, когда тут такие настроения? Хочешь, я тебе спою веселую колыбельную?
– Да мне потом кошмары еще хуже приснятся, – через силу сказал Астре. – От твоего-то голоса.
– Ну и ладно, – обиделся Элиас. – Тут же главное не красота. Голос – он сам по себе успокаивающая штука. Особенно с тех пор, как я в пустыне один умирал. Я там все время с собой разговаривал, чтобы совсем с колесиков не скатиться. Ты, наверное, тоже не особо радовался, пока по тленным землям ползал.
Астре зарыдал. Внутри накопилось столько всего, что калека не смог сдержаться. Слова Элиаса сдвинули последнюю защелку и выпустили наружу настоящего Астре – ранимого, испуганного, беспомощного и слишком маленького для такого огромного мира.
– Ну, прости! Прости дурака! – всполошился горе-прималь. – Тяжко вспоминать, но теперь-то все хорошо уже! Ты чего, а?
Он неловко похлопал порченого по спине, и тот завыл еще громче. Он никогда никому не жаловался и не плакал перед другими. Только Элиас увидел всамделишного Астре – слишком сильного и слишком слабого, злого на весь мир и убитого печалью, задетого нелепыми загадками и ревущего взахлеб. Калека впервые понял, как это приятно, когда можно проявлять то, что чувствуешь, и не прятаться. Против Элиаса у него не было скорлупы, и Астре кольнула совесть за гадкую мысль: «Не хочу больше притворяться. Не хочу быть главным в семье. Не хочу занимать место Иремила».
И тут раздалась песня:
Астре сглотнул слезы и рассмеялся.
– Это худшая песня за всю мою жизнь!
– Не ценишь ты людские таланты, – обиделся Элиас. – Это я еще в детстве сочинил. Знаешь, как всем нравилось? А дед Бахай у нас в деревне правда был, и свирель у него имелась.