Тайна горного озера - стр. 33
Опорожнив свои утробы, бомбардировщики, видимо, ушли на свои аэродромы за новой партией фугасок.
Удар взрывной волны оказался более сильным, чем подумалось вначале Штернбергу. Мутило, кружилась голова.
С трудом поднявшись и покачиваясь на негнувшихся от контузии ногах, он обогнул особняк, ступая по следу, оставленному недавно им же на еще утром пушистом, а теперь припорошенным сажей и землей, снегу.
Только выпавшие испытания были цветочками, тогда как ягодки ждали его впереди.
То, что увидел эсэсовец, выйдя из-за угла дома, ему хотелось принять за наваждение.
Он даже зажмурился, не веря в представшую его взору картину.
Но, раскрыв, еще слезящиеся от контузии, глаза Штернберг убедился в реальности еще одного – нового несчастья, свалившемся на его голову.
Эта сторона улицы пострадала от бомбежки- больше всего.
Черные, в комьях вывороченной земли, оспы воронок покрывали, все обозримое взглядом пространство, не затянутое дымом пожарищ.
И больше всего коптил, опрокинутый вверх колесами, его вездеход, полученный на аэродроме по прилету в Варшаву.
– Это как же теперь я? – мелькнуло в воспаленном мозгу. – Ведь пешком-то и за два дня не доберусь. – Улетит «Юнкерс», посланный сюда Ласнером!
Еще более ужасным представлялся обратный пеший путь в его нынешнем обличьи – шикарного гестаповского офицера.
Особенно теперь, когда с минуты на менуту город могли взять русские.
– А здесь, на окраине, не только они, но и партизаны становились реальной угрозой, – знал Штернберг.
До боли закусив от обиды тонкие губы, Курт так сжал кулаки, что затрещала лайковая кожа перчаток.
Но тут же забыл и об этом.
С улицы донеслись голоса, топот многих ног, копыт и скрип тележных колес.
Услышав этот шум, стремительно, как тень, нырнул Штернберг от неожиданных свидетелей обратно – в дом Оссендовского.
И уже там попытался не просто укрыться от посторонних глаз, но и в корне изменить свое обличие.
Тем более, что поиск гражданской одежды не занял много времени.
Еще делая обыск в поисках карт или дневников старика, Курт, не совсем еще тогда осознанно, приметил, где хранились его костюмы.
Один из них и пришелся ему, как раз впору:
– Сразу видно – до болезни крепок был да осанист, – присвистнул, разглядывая себя в новом обличии, гестаповец.
И тут же решил для себя, как быть дальше, когда единственные документы – офицера СС лишь могли смертельно навредить владельцу.
Приходилось избавляться от греха подальше от удостоверения со свастикой на тисненой коже обложки.
– Для русских попробую сойти за беженца, а уж своим как-нибудь все объясню, – пробормотал Штернберг.