Тайна чудесных кукол - стр. 15
Инга даже не задавалась вопросом, нравится ли ей порученное дело. Понимала, что, кроме нее, одевать отцовских кукол будет некому: Кита теперь не здоровалась ни с мастером, ни с Ингой, а другие горничные обходили кукол стороной. Приходилось разбираться самой.
Вот и теперь Инга собиралась разобраться во всем сама. Тайна или нет – она узнает, что к чему. Пришлось немного попотеть, чтобы отодвинуть комод еще немного, расширить дверную щель и протиснуться наконец в комнатушку. Какая же странная это была кукла, спрятанная глубоко в подземелье, в секретной комнате за хранилищем… Не просто так отец не велел Инге идти следом, не просто так приказал Деревяшкам ее не выпускать…
Она шмыгнула носом и ревниво оглядела куклу. Дотронулась до щеки: теплая, бархатистая, как и полагается. Коснулась ресничек и представила, как кукла моргает. Пощупала руку, подвигала пальцы. Суставы-шарниры ходили мягко, без скрипов, как будто куклу едва изготовили или регулярно смазывали. Только зачем ухаживать за куклой, которая никому уже не понадобится?
Инга огляделась. По стенам тайника одна над другой тянулись полки, заставленные одинаковыми флаконами с золотистой жидкостью. И зачем он ее здесь хранит? Что это за лак такой специальный? Масла и краски у отца хранились везде. Наверху, в мастерской, ими был уставлен целый верстак, они же теснились на стеллажах и в запаснике. На жалованье он в первую очередь заказывал новые бутыли, смешивал красители, пробовал новые смазки для шарниров и матовые лаки для кожи… Эта алхимия Ингу пугала еще больше механизмов, а от запахов кружилась голова. И не только у нее, но и у горничных, которые постоянно жаловались на «вонь у кукольника». Часть такой «пахучей» работы отец теперь проделывал в запаснике: и на том спасибо.
Инга закусила губу. Как же она ненавидела отцовских кукол! Она и сама не поняла, как это вышло. Хотела с досады пнуть куклу в юбки – ну так, совсем легонько, юбкам-то что сделается? Не хватало еще повредить эту загадочную раскрасавицу, а потом рассказывать отцу, что натворила и почему вообще оказалась в этом чулане. Но получилось по-другому.
Время вдруг закапало медленно-медленно, как кисель. Вот кукла вскинула руки. Оборотилась к окну, что жалось под потолком, и свет рельефно вычертил ее тонкий носик. Запрокинула голову, и глаза, обнажая бельма, закатились. Взметнулись юбки и ленты. Мелькнула лодыжка, обернутая кожаной тесьмой, а под тесьмой и весь ботинок – на пуговках и коротком каблучке. Что-то сверкнуло, ударило и зазвенело, а потом еще и еще – и вот это звяканье, как будто кто-то затряс целую связку колокольчиков, слилось в жуткий звонкий грохот, от которого Инге стало дурно.