Тайна чёрной розы - стр. 10

– Я бы на кладбищах проводила уроки патриотизма. Ярко выраженный воспитательный эффект, – на полном серьёзе гудит Лариса. – Матёрые бандюки лежат на могилах и как дети плачут. Есть ведь выражение: чтобы враг не топтал родные погосты… А кто покидает родину, больше всего жалеет о чём? О родных могилках, то-то же. А сколько здесь героев похоронено, бурьяном заросли. Их бы содержать, за ними ухаживать. А то, прости господи, устраивают показушные мемориалы, стелы, аллеи памяти в центре города, венки возлагают… Мёртвое, искусственное, на пустом месте.

– Дурью маются, – поддакнула я.

– Кабы дурью. Деньги пилят. Они запах денег, как мухи говно – за километр чуют. Моя сестрица на откатах сидит, мне ли не знать… О, картошечка поспела! – Лариса прутиком выкатывает дымные чёрные, в бархатной золе клубеньки.

***

«Это была нарядная ярко-красная тефлоновая миска, купленная в дорогом посудном магазине. Миска-француженка, кокетка и задавака. Она любила, чтобы в ней готовили какое-нибудь кассуле или буйабес… А если блюдо было простое, картошка там или макароны, миска обижалась и дулась на целый свет. Дулась-дулась – и незаметно покрылась морщинками-трещинками.

Хозяева купили новую кастрюлю. А старую миску вкопали в землю и приспособили под бассейн для лягушонка, который жил в их огороде. А когда лягушонок вырос – из миски стали кормить вольерных собак. Нашу красавицу и чистюлю стало не узнать: она засалилась, загрязнилась, носила на себе следы собачьих зубов. Замарашка часто плакала и слёзы мешались с дождиком, пуская грязные потёки. Однажды собаки поиграли миской вместо футбольного мяча, погрызли… Хозяйка выбросила мятую чумазую посудину.

Мимо мусорного контейнера брела бомжиха и заприметила красную миску. Дома – вернее, в лесу, где она жила (дома-то у неё не было) – она её замочила, любовно отмыла в семи водах с гелями. Гелей этих у неё было много: моющие средства всегда остаются на донышках выброшенных флаконов. Это была бомжиха-чистюля, тоскующая по тёплой и светлой квартире, большой семье, детскому смеху. Водрузила находку на грубо сколоченную полку – и наша мисочка ожила, воспрянула, обрела вторую жизнь. Засияла, засветилась, зарумянилась красными бочками…»

– Ну, я тут концовку ещё не придумала, – призналась Лариса. – Но намётки есть.

Я с опаской посмотрела на миску, из которой мы ели горячую картошку. Красная, тефлоновая. Неужели та, после лягушонка и собак?

– Другая, – сказала Лариса невнятно, перекатывая во рту горячую вязкую картофельную массу. И невинно: – А если и та самая, что такого?