Танец мотылька - стр. 83
Упала неудачно – ударилась рукой о край стула. Но даже не застонала. Мне настолько все опостыло, что я просто хочу умереть. Больше ничего не надо.
– Ты будешь сопротивляться. Иначе все это бессмысленно! – кричит Марк мне в лицо.
– Нет… – выдыхаю.
– Ты мне, как заноза под ребром, давай же – дерись, сучка! Или я тебя тут же задушу, – Вольный поднимает меня и усаживает. Начинает одевать. Стягивает остатки ночной рубашки, напяливает какую-то майку, затем джинсы. Они узкие, ему приходится завалить меня снова на матрац. Он пыхтит и все время матерится, а мне даже становится смешно. Так хорошо сейчас: не чувствовать ничего, кроме пустоты. Так легко. И я знаю, что скоро все закончится и невыносимо этого желаю.
Вольный вдруг поднимает меня на руки и несет куда-то. Усаживает на кухне на табурет. Чуть не заваливаюсь от слабости на пол. Марк вовремя подхватывает и подвигает стул к стене, чтобы я могла опереться.
– Пей! – тычет под нос чашкой. Слышу приятный аромат кофе, но мотаю головой. Марк настаивает: – Нет! Ты выпьешь!
Он хватает широкой ладонью за затылок и начинает заливать мне в рот горячий напиток. Я выплевываю, но другая мужская рука сдавливает шею и приподнимает горло. Давлюсь жидкостью, плююсь, но делаю несколько глотков, жгучих и противных.
– Вот так! А теперь ешь! – он сдвигает маленький квадратный стол ближе ко мне и грозит пальцем. – Не заставляй меня кормить тебя. Запихаю силком – будет неприятно.
– Мне все равно…
Он секунду молчит. Смотрю в его синие глаза и ненавижу себя. Где-то в глубине подсознания нахожу нелепую тягу к нему, словно это не я вовсе. Как может так быть? Я же нормальная! Не мазохистка, не сумасшедшая… Но сейчас ненавижу себя за то, что вчера позволила себе отпустить эмоции и потянуться к нему. Так не правильно. Все, что «после» – настоящий бред. И я тону в этом бреду, как в трясине. Давно нужно было сдаться. Давно принять действительность и пасть.
– Не сдавайся, – хрипит Марк и приседает около меня. Мне кажется я слышу в его голосе грусть и боль, но это только кажется. Он одевает тысячи масок: никогда не поймешь, где играет, а где говорит правду. Вольный без единой неискренней эмоции исполнял роль моего мужа. И я ведь поверила. Поверила! Глупо.
– Уже сдалась, – говорю я, опуская голову. Слезы текут сплошным потоком, грудь разрывает на части от боли: не физической, нет, другой боли, от которой нет лекарства.
Марк слегка касается моих рук теплыми кончиками пальцев. Я не съеживаюсь. Даже если будет бить – это не больней того пожара, что внутри. Затем «муж» вдруг сжимает кисть, и я слышу, как хрустят косточки. Поднимает меня за шкирку и тащит на улицу.