Танец мотылька - стр. 80
Пусть идет – я не сдвинусь с места.
Жду какое-то время, слушая пение сверчков, скрежет коры и уханье совы где-то вдалеке. Затем сдерживаю дрожь в коленях. Так и хочется скрутиться калачиком. Домой хочу, к маме. Как жаль, что последнее время я так мало проводила время с родными. А теперь они и не вспомнят это. Так что жалость бессмысленна.
– Ты идешь? – прямо над ухом говорит Марк. Я вздрагиваю.
– Придурок! – только и могу сказать.
– Позавчера ты так не считала или, когда там это случилось? – хихикает Вольный. У него какое-то слишком игривое настроение, но от последних его слов сводит челюсть.
Я замахиваюсь и бью наобум в ту сторону, где слышен дерзкий голос. Но налетаю на ветку: она продирает кожу и пробивает ладонь.
– Я тебя задушу во сне, будь уверен, – хватаюсь за рану и, сцепив зубы, терплю боль. Теплая влага бежит по руке.
– Пугаешь? – теплый воздух скользит по плечу и замирает на затылке. Марк тянет мои волосы назад. Обходит меня, и я упираюсь в его грудь лицом. Берет мою руку и что-то шепчет над раной. Боль уходит, а кровь останавливается.
– За что, Марк? Я не понимаю. Что я тебе сделала?
– Ничего. Ты – жертва обстоятельств.
Вольный смотрит на меня и при свете луны он кажется каменным изваянием. Захлестывает странное чувство дежавю, словно это уже было когда-то. Он неотрывно смотрит в глаза, и я чувствую, как поднимается широкая грудь, как глубоко его дыхание.
Тянет подбородок, а я ненавижу себя, потому что не могу оторвать взгляд от его губ. Схожу с ума. Злость разрывает изнутри. Меня корежит и крутит, словно я кусок пластика, который бросили в огонь.
Марк склоняется и пылко целует, проникая, раскрывая губы. Он не спрашивает разрешения – берет, вкушает и пьет. И сам дает мне то, что я требую. Какое-то время, ради упорности, колю пальцами его торс, но вскоре отдаюсь сиюминутному порыву и обнимаю его мокрую шею. Путаюсь в липких волосах, тяну их на себя, заставляя еще неистовей терзать губы. Языки сплетаются в бешеном танце, которому нет логики. Я – чертова жертва стокгольмского синдрома. Или, скорее всего, моя тяга к Вольному – магическое влияние. Не могу же я и бояться его и хотеть? Так не бывает. Знаю, что все это неправильно, но не могу себе запретить. И остановиться нет сил.
Отрываясь от меня, Вольный делает глубокий вдох, а затем шепчет в губы. Разбираю обрывки слов:
– …невозможно… что-то идет не так…
Он поворачивает меня спиной к дереву и прижимает к колючей коре. Слышу, как чвакает рюкзак, и вода стекает по ногам. Я не сопротивляюсь, захваченная ненормальной, жгучей страстью. «Муж» целует бешено и рвано, словно пытается выпить все наслаждение здесь и сейчас, чтобы потом мучить дальше. Пусть. Мне все равно. Я хочу разрядки, хочу этого не меньше него. И что будет потом, меня не волнует.