Танец мотылька - стр. 4

– Меня зовут Пестов Николай Владимирович. Я расследую, – он запинается, приседает на приготовленный Лизой стул и раскрывает бумаги, – аварию на проспекте Мира.

Смотрю на него и понимаю, что сейчас прозвучат те самые вопросы, от которых не убежать. Стынет кровь в жилах. Сглатываю горечь, будто отвар полыни. Лучше бы позволила медсестре вколоть прозрачную гадость. Может, не так болело бы в груди, может, все это воспринималось бы легче? Каморка, и без того маленькая, сдавливает меня, сужается, а ее стены, будто кренятся, готовые рухнуть. Сжимаюсь еще больше. Резь ползет по ладоням: кажется, я проколола ногтями кожу.

– Я быстро, чтобы вас не мучить. Всего несколько вопросов. Вы понимаете, о чем мы говорим?

Кивок.

Осторожно вдыхаю. Воздух колючий, похожий на едкий дым у костра, что разъедает глаза и заставляет отойти в сторону. А сейчас мне скрыться некуда, есть только один выход: узнать все и принять правду.

– Хорошо. Помните хоть что-то?

Еще кивок.

Можно ли помнить то, что заставляет тебя выть от боли? Можно ли вспомнить то, что кажется невесомым далеким счастьем?

– Рассказать сможете?

Нет! Закрываю глаза. Кровавые скриншоты врываются в память. Усиленно мотаю головой: «Нет-нет-нет!».

– Ладно, попробуем иначе. Где вы сели в маршрутку?

– На перекрестке Южной улицы и переулка… не помню название, – голос совсем не мой, хриплый, сухой.

– Это ваши вещи? – он протягивает фотокарточку, и я вижу залитые кровью балетные туфли.

– Мои.

Следователь трет подбородок, прилично заросший седой щетиной.

– То есть вы сели и…

Я смотрю на него и недоумеваю. Что он хочет? Что мне сказать, если помню все отрывками? Кусками, вырванными сознанием из сумасшествия.

– Помню лишь, как нас понесло, и машину начало крутить. Потом меня придавило людьми, и я отключилась, – выдохнула, будто выплюнула гадость, что скопилась внутри. Может хватит?

Николай Владимирович прищуривается и чмыхает носом. Прячет фото, достает еще стопку.

– Можете глянуть? Вдруг кого-то узнаете.

Вдавливаю спину в подушку до хруста позвонков.

– Вряд ли. Я даже не успела оплатить проезд. Как там можно было кого-то рассмотреть?

Рука следователя застывает в воздухе. Он трясет снимками.

– А все же гляньте. Мало ли.

Беру и без интереса листаю, по одной откладываю в сторону. Всех этих людей уже нет в живых. Меня ломает от душевной боли, грудь стягивает невидимыми тисками. Стараюсь дышать.

– Вы были с мужем?

– Я не замужем, – автоматом отвечаю и задерживаю взгляд на одной фотографии.

 На ней пожилой мужчина. Нахожу в его взгляде что-то едва уловимое: близкое и знакомое. Встряхиваю головой. Некогда локоны, а сейчас засаленные бурые трубочки, трясутся на плечах.