Танец алого и золотого - стр. 10

Закатив «прелестные глазки», я подвязываю высохшей ленточкой волосы повыше:

- И упустить подходящее для поисков время? Все известные пропавшие пропали именно в ночные или предночные часы.

Пока я зажимаю один конец ленты зубами, парень возражает:

- До будущего вечера уже вряд ли случится что-то страшное. Так отчего бы не отдохнуть?

- Ты трусишь? – лента туго стягивает пучок. – Наглости в избытке, храбрости не так много?

- Не заигрывайся, - ровно произносит юноша. По спине от его тона бежит холодок, отдалённо знакомый. Я не соображаю, кого он мне сейчас напоминает, но вдруг соображаю другое:

- Как тебя зовут?

Имени его я до сих пор не узнала. Вежливость убежала в начале нашего знакомства вместе с озёрным духом.

- А, меня? – ощущение холода испаряется, парень неуместно веселеет. – Чжао Цыянь, молодая госпожа! Как прикажете величать вас?

Небеса, лучше бы и не спрашивала! От вольной речи к формальностям, нелепость же!

- Ван Лилян, - представляюсь я.

Имечко у тёмного заклинателя занимательное, с одной стороны, от него веет обожанием тех, кто его дал, с другой, призывом остерегаться. Но при всей своей интересности, это имя мне не знакомо. А вот ему может оказаться знакомо нынешнее имя главы школы Нинцзин. А вот моё прежнее взрослое имя – едва ли.

- Ван Лилян-а, - протягивает он моё имя по-дружески тепло. – Такое суровое имя не помешает чуточку смягчить.

Я повторно закатываю глаза.

- Ван Лилян-а, гляди же, какая кроватка удобная, - идею затащить меня в кровать Чжао Цыянь не отбрасывает, призывно хлопает по одеялу и сюсюкает, как с дитятком. – Чистенькая, никто не покусает.

Бесит!

- Что ж, тогда ложись, затеряйся в Царстве Снов и нарвись на какую-нибудь злобную тварюгу! – от души желаю я, подорвавшись, подобно бамбуку, брошенному в костёр, и распахиваю дверь в коридор.

Тяжкий вздох тут же рвётся наружу и будто зависает под потолком чёрной тучей. От бессилия прикладываю дрожащие пальцы ко лбу, а в мыслях только: «Надоело, надоело, как же надоело… и это что, детский смех?!» Отцепив ладонь от лица, я сталкиваюсь с мальчиком в бамбуковой шляпе. Он оттопыривает детские пальчики, манит ими за собой, не стесняется показать улыбку с недостающими зубками.

Я покачиваюсь, волевым усилием удерживаюсь на ногах и моргаю, прогоняя муть, заволокшую мир. Смех, однако, после этого не пропадает, он превращается в скорбный плач. Ребёнок перестал мерещиться – значит ли это, что плач настоящий? Откуда он?

- Слышишь? – оборачиваюсь к Чжао Цыяню. Слух у тёмного заклинателя должен быть не менее остёр, чем мой, он отличит, где иллюзия, где явь.