Танцующая с ветром - стр. 41
Похоже, в городе нравы куда свободнее, нежели во дворце.
Мы свернули с улицы в проулки и вынырнули словно в другом городе. Изменились дома и публика, свет стал приглушённый, а музыка тише. Прохожие исчезли, лишь вереница бесконечных паланкинов самых разных мастей, от вычурных с золотыми львами на крыше до более скромных, занавешенных тёмной тканью. Тут стало больше маленьких двухколёсных тележек, на которых восседали мужчины, а вместо лошади или осла их тянул человек.
Мы нырнули в проулок и через боковую калитку попали в уединённый сад. Принц тут же сбросил лохмотья, выпрямился и провёл руками по зачёсанным волосам. Несмотря на ветер, убийц, таскание тяжестей и грязное тряпьё, зачёсанные в пучок волосы не растрепались. Мне бы такую укладку. Сама я выглядела едва ли лучше наших провожатых.
Дверь отодвинулась и нам навстречу вышла женщина в дорогом наряде. Ахнув, она потянулась к принцу, щебеча что-то на местном наречии. Он надменно отмахнулся и отдал приказ. Через минуту бродяги исчезли, а меня с раненым разместили в одной из маленьких комнаток с тазом воды и тряпками.
Демон бы побрал того, кто решил, что тонкие деревянные панели и немного бумаги – отличный материал для стен. Звуки, что неслись из соседних комнат, не оставляли сомнений, что мы попали в далеко не самое скромное заведение. Судя по интерьерам, очень дорогое. Но очень нескромное. Я бы сказала – радушное. Даже слишком.
Развязав тесёмки на одежде, я стянула с раненого халат и рубаху. Если не считать стрелы под ключицей и распоротого бока, из схватки с убийцами он вышел относительно невредимым. Смыв кровь, я наконец смогла рассмотреть своего спасителя.
Для начала он оказался иностранцем. Резкие черты лица, кучерявые чёрные волосы, изрубленное старыми шрамами поджарое тело. На вид ему было чуть больше тридцати пяти, но в волосах уже проглядывались серебряные нити.
На моё счастье, пришёл врач. Молодой человек, должно быть, не так давно закончивший обучение, без тени сомнений взялся за раны незнакомца. Моё желание смыть кровь с рук и посидеть на свежем воздухе, чтобы хоть немного прийти в себя, пришлось отложить до лучших времён. Помыв руки с мылом и ополоснув спиртом, молодой врач стал отдавать указания. Мне пришлось остаться.
Сначала он заговорил на местном, но поняв, что его не понимают, перешёл на кондомовский язык. Стало легче, но ненамного. Он коверкал некоторые звуки, заменяя «с» на «ш», проглатывал букву «р» и не склонял некоторые слова.
Впрочем, мы справились и так.
Он сделал надрез и развёл края раны в сторону, приказав вытащить стрелу. Мне было бы проще вытащить своё собственное сердце, чем ухватиться за липкое от крови древко и выдернуть его из живого человека. Промывал и зашивал оставшиеся раны он сам, а я выползла в сад в предобморочном состоянии.