Тамбов. Хроника плена. Воспоминания - стр. 9

Это означало, что кюре слушал иностранное радио – несомненно, английское – с риском попасть в концлагерь за прослушивание вражеских радиостанций, что он был ярым антинацистом и прекрасно знал о моих профранцузских настроениях, которые я, впрочем, недостаточно скрывал в деревне и ресторане, где обычно питался.

Двумя месяцами позже, в марте, этот же мой друг кюре увёл меня на маленькую сельскую тропинку и там сказал очень серьёзным тоном: «Господин Митчи, земля горит у вас под ногами, я вам по-дружески, но настоятельно советую переехать, и чем быстрее, тем лучше».

На той же неделе я случайно узнал, что одна из моих французских коллег, незамужняя учительница, получившая назначение в деревню на равнине около Вье-Бризах, была этим недовольна и хотела бы найти место в Шварцвальде. Я немедленно связался с ней, и уже в следующий четверг мы пришли к Oberschulrat (инспектору немецкого образования) и объяснили ему наше желание поменяться, которое было тут же удовлетворено безо всяких возражений. Так, после пасхальных каникул я начал преподавать в Мердингене, у подножия тунибергских виноградников, совсем рядом с Вье-Бризах, что было, несомненно, лучше, чем более или менее продолжительное пребывание в концлагере. Спасибо за этот дружеский поступок, господин кюре, и за вашу смелость.

Я провел в Мердингене около года вместе с моим коллегой и другом эльзасцем Мартином Эберле. После этого я был переведён в Ашкаррен, красивую винодельческую деревушку около Кайзерштуля. Там я познакомился с ещё одним коллегой-эльзасцем, быстро ставшим одним из моих лучших друзей. Жан Ланг из Мюнстера был прекрасным скрипачом профессионального уровня. Невероятно, но два учителя-эльзасца были единственными, кто нёс ответственность за образование в немецкой деревне. Тут-то весной 1943 года я и получил приказ явиться в комиссию во Фрайбурге для рассмотрения вопроса о моём принудительном призыве в немецкую армию.