Там, в гостях - стр. 45
Время от времени Ганс с Вальдемаром принимались петь: те самые немецкие песни, даже самые непристойные из которых отдают прилипчивой сладкой грустинкой. Вальдемар обожал «Аннемари» и пел ее по много раз на дню. Она, так сказать, была его гимном благодаря одному куплету:
Амброз вяло улыбался, как бы извиняясь за свою езду и состояние дороги, хотя и то и другое его словно и не касалось. Он вообще будто пребывал не с нами и даже не сознавал того, как дико дергается руль в его руках. Складывалось ощущение, что Амброз – лунатик, с которым ничего не случится, если его не разбудить во время снохождения.
Наконец мы перевалили через горы и зигзагами спустились к узкой полосе равнины у моря. Дорога здесь была намного лучше. Лишь сильный ветер бросал в нас летевшую из-под колес пыль; очень скоро мы все покрылись песчаной коркой. Стоило мне расслабиться и выпустить борт машины, как Амброз, словно нарочно, дал по газам и свернул с дороги. На миг я решил, что мы перевернемся; нас завалило багажом, и Ганс выругался.
– Простите, – извинился Амброз, – никак не запомню, где здесь поворот. Чуть снова не пропустил…
Мы перелетели через канаву и теперь неслись по кочкам красной пустоши, которую солнце высушило до трещин. Где-то впереди мотался туда-сюда, словно сутулый призрак, столб пыли. В воздух, расправив огромные крылья, поднялись птицы с некрасивыми голыми шеями. Так первый раз я встретил вольных стервятников.
– Почти приехали, – сообщил Амброз, оборачиваясь и ободряюще улыбаясь мне.
И правда, минут через пятнадцать показались первые признаки жизни. Хижины на сваях с плоскими крышами, застланными настилом из сосновых веток, высились над дымкой от водяных паров; пастухи прятались в хижинах от палящего солнца. Грубо изрезанная дорога вела с холма в оливковую рощу. Мы проехали мимо колодца. Видимо, местные сразу признали Амброза: толпа мужчин и мальчиков бросилась бежать за машиной, размахивая руками и приветственно крича.
– А вон и Джеффри, – без удивления заметил Амброз.
В одной из хижин, за столом, со стаканом и бутылкой вина сидел крупный молодой человек, одетый невероятно по-британски: блейзер, слаксы и шелковый клубный галстук, свободно повязанный под расстегнутой у горла рубашкой. При виде нас он встал и, когда мы остановились, подошел к машине. Местные тем временем о чем-то возбужденно расспрашивали на греческом Амброза и Алеко.
– Какой бурный энтузиазм просыпается у местных, – сказал Джеффри, – стоит вернуться любимому молодому сквайру.