Талая вода - стр. 14
Юля пожала плечами.
– Не на холсте. Мне нравятся его кувшинки, – ответила она. – Но если говорить о пейзажах, пожалуй, я предпочла бы Куинджи, особенно раннего. Эти работы напоминают мне детство, деревенская осень, влажный воздух… Я вообще люблю передвижников.
– А Шишкин, раз уж вы любите русскую природу?
– Меня пугает реалистичность его работ, – Юля поежилась, – Их сходство с фотографиями. Хотя конечно, рисунок безупречен, он великий труженик и невероятно скрупулезен. Я люблю только его одинокую сосну. В ней есть что-то мистическое. Ну и офорты. Застывшая красота, которую можно тиражировать… Но признаю его гениальность, без всякого сомнения.
– А сами пишете?
– Нет, – она, смеясь, покачала головой. – Ни в коем случае! Зачем травмировать свое эстетическое чувство неумелыми попытками. Сестра пыталась, ничего не вышло, и она быстро бросила. А вы?
– Немного, но больше баловство.
– Покажете? – она лукаво улыбнулась и бросила на него быстрый взгляд.
Он лишь смущенно отмахнулся, и Юля поняла его без слов: ему неловко показывать свои работы эксперту, который заслужил уважение. Воцарилось недолгое молчание.
– Что вы скажете своему шефу? – поинтересовался Матвей. – Насчет картин?
– Я думаю, многие мы сможем взять, – кивнула Юля. – Я знаю людей, которые сумеют составить достойное портфолио. Подобное сходство с Петровым-Водкиным многие примут за достоинство.
– Как и сходство с Ренуаром у ее «Вазы с лесными фиалками».
Юля улыбнулась, оценив его шутку.
– Вазу мы не возьмем. Мы добры, но не самоубийцы.
Он засмеялся, потом открыл ей дверь, помог надеть пальто и предложил заехать к ней в офис для оформления документов. Обговорив детали, Юля простилась с Маргаритой и вышла на улицу. Матвей подвез ее до метро.
У него была новенькая вишневая «девятка». Уже в машине девушка поняла, почему на Маргарите было такое платье. Несомненно, она ожидала, что придет ее Мастер, мысленно улыбнулась Юля. Что ж, Матвей Вишняков вполне себе мастер, по крайней мере, в том, что касалось работы. Но если его отношение к женщинам такое, как на картинах Клода Моне, у Маргариты мало шансов привлечь к себе внимание!
– Это странно, но, кажется, вы и правда эксперт, – весело сказал он, когда Юля собиралась выйти из машины.
– Что же здесь странного?
– Вы так молоды. Сколько вам?
– Не так уж и молода. Мне двадцать семь. Скоро будет двадцать восемь. Хотя, конечно, женщинам не говорят о возрасте.
– Женщинам – нет, экспертам – вполне. Мне неделю назад исполнилось двадцать девять. Собираюсь отметить одновременно со встречей нового тысячелетия. Как же я ненавижу всех, кто постоянно говорит об этом Миллениуме, о проблеме двухтысячного года…