Сюртук - стр. 25
Она водрузила на стол большое блюдо, на котором красовалось нечто вроде омлета из взбитых с молоком яиц и с запекшейся сверху аппетитной корочкой. Рядом возникла крынка с топленым молоком, широкое горло которой было затянуто толстой, пожелтевшей от жара пенкой.
– Я, Груня, решил в район поехать. Вот хочу как следует в этих немецких рецептах разобраться, – он кивнул в сторону сложенных книг. – Там, на самой окраине, друг моего отца Отто Карлович Метц с женой живут. И мать, и отец мне всегда говорили: «Чуть что, иди за советом к Отто. Он обязательно поможет». Не могу я разобраться, что же в книгах написано. Не хватает знаний по немецкому языку. И в школе учил, и в техникуме учил, дома отец со мной разговаривал, а все равно – пока не достаточно.
– Очень верно делаете, Федор Федорович. Отто Карлович с женой у нас в училище преподают, очень добрые люди и дело свое знают. Раньше у нас на уроках немецкого все или спали, или хулиганили. А они так интересно про Германию рассказывают, что мы все, открыв рты, слушаем. Так что обязательно езжайте к ним, они люди добрые. И мудростью поделятся, и с языком помогут.
– Вот и я так думаю.
– Прямо сейчас езжайте, – повторила Груня, – но только в дорогу надо как следует поесть и тепло одеться, а то на дворе мороз и вьюжить начинает. И не волнуйтесь, я за жеребчиком присмотрю.
Груня села за стол напротив Федора и с большим любопытством наблюдала, как он ест.
– А ты что же не присоединяешься?
– Я пока готовила, напробовалась, так что вы ешьте спокойно. Я ведь здесь остаюсь. Проголодаюсь – приготовлю себе, а вам длинная и тяжелая дорога предстоит, так что запасайтесь энергией. И возвращайтесь поскорее.
Федор взял в руки книги, завернутые в полотенце и перевязанные веревкой, подсунул туда немецкий нож, с которым он не расставался, и подошел к жеребенку. Груня за ним не последовала.
Жеребенок лежал все в той же позе. Когда Федор попал в поле его зрения, он поначалу попытался поднять голову, но, почувствовав, что это не в его силах, лишь от беспомощности выкатил глаза, полные отчаяния и благодарности. Федор присел и потрепал, как всегда, его по шее.
– Потерпи, дорогой мой, еще немножко. Я вот в город съезжу к немцу. Мы с ним книги почитаем, лекарство нужное подберем. Немцы в делах медицины – мастера. Это мне еще отец рассказывал, а он их хорошо знал. Так что я в них верю, а ты мне доверять должен. Вот мы все вместе тебя и вылечим.
Больной слушал молча, не возражал. Федор осторожно потрепал жеребенка по шее и, не оглядываясь, пошел в конюшню, где лениво жевала сено колхозная кобыла, приписанная к ветеринару. Еще в бытность отца правление колхоза целиком проголосовало за то, чтобы закрепить лошадь за ветеринаром. Против выступил лишь один дед Архип. Человек он был не столько работящий, сколько пьющий. Аргументация его сводилась к тому, что он не может смотреть, как богатые опять ездят на лошадях, а он, бедный, должен ходить пешком. Мудрый председатель колхоза Альтман, сам член партии, легко опроверг довод несогласного товарища.