Святые ночи. Страшные вечера - стр. 32

– И? Где? – беря свой чай, поинтересовался Марк. – Мы же все обошли, кроме твоего кладбища.

– Колючее. Мое кладбище называется Колючее. Из-за обилия терновичков. Захоронения на этом кладбище прекратили еще в 1919 году, вся нежить давно уже разбрелась, да и призраки улетели, там даже костей нет, чтобы погреметь, – заверила я.

– А незаконные захоронения?

– Нет, – я помотала головой. – Я бы точно знала. У меня таких нет. А вот в любых других местах – да где угодно.

– Супер. Лучше бы оно на твоем кладбище было, – нахмурился Марк. – И где нам искать гуля?

– Гуль не любит живых, избегает их. Живет на кладбищах, где и питается. Значит, где-то на Отроженке его могила или рядом.

Я с сожалением выпуталась из пледа и, поставив кружку на большой дубовый стол, исчерченный трещинами лака, окинула взглядом помещение в поисках хоть какой-нибудь обуви. Самыми ближайшими оказались меховые унты, стоящие с другой стороны стола. Поднявшись, я быстро пробежала босыми ногами по ледяному полу к ним. Унты еще хранили холод, но все же было теплее, чем босиком. Размяв, успевшие замерзнуть пальцы, я направилась к стеллажам.

– На улице в холодных ботинках, а дома в теплых сапогах, – резюмировал Марк, следя за мной.

– Я, когда выходила вчера из дома, не собиралась проводить ночь на кладбище в компании с мутным мужчиной, – пожала плечами я, особо не вдаваясь в подробности, что в моем творческом беспорядке вещи словно жили своей жизнью. Я никогда не знала, где что лежит, но все находилось неожиданно само, как, например, эти унты. Вчера я их обыскалась, но под дребезжание Андрея Леонидовича: «Давай быстрей, что ты копаешься!» я обула то, что попалось мне на глаза.

– Я вполне себе четкий.

– Конечно- конечно, – заверила я его, возвращаясь к столу с добычей в виде карты Глухонска. – Только упыря так и нет.

– Все-таки никакого шанса на то, что гуль и есть наш душегуб?

– Теоретически может быть, – а что, кто ж их знает, может, это особенный гуль, любит и живых, и мертвых. – Но гули не отличаются умом и сообразительностью, в отличии от птицы Говоруна. Особого вкусового предпочтения к мозгам или крови не имеют. Вы же видели, как был истерзан покойник. Разница между убитыми девушками и мертвым, кем бы он ни был – велика.

– Может, он крови напился, насытился и ушел? – склонившись со мной над картой, продолжал спорить Марк.

– А грудную клетку разорвал, потому что сигнал от желудка до мозга идет долго? Ровно столько, чтобы раскурочить грудь, дотянуться до сердца и понять, что все, сыт!

– А глаза?

– И глаза, – кивнула я. – Сердечко-то все любят. Но я не знаю, кто сердцу предпочел бы глаза. Вот, – я ткнула пальцем в Отроженское кладбище.