Святые ночи. Страшные вечера - стр. 34
В центре комнаты стоял старинный дубовый стол, заваленный книгами и побрякушками, среди которых выделялся ноутбук. Возле стола стояло два потрепанных кресла и пара масленых обогревателей. По всему полу переплетались и путались провода удлинителей, в которые были подключены высокие абажуры.
Дверь в ванную комнату вела в совершенно другой мир. Светлый кафель, красивая сантехника, бойлер и даже стиральная машинка. Хотя бы здесь было тепло. Умывшись, я поднял глаза, рассматривая себя в зеркало. Оттуда на меня взглянул уставший мужчина с расцарапанным лицом. Густые черные волосы, широкие брови, почти черные глаза, которые изменили свой цвет после контракта с Кощеем. Я криво улыбнулся своему отражению. Сняв шинель, я поднял свитер, живот местами рассекали глубокие порезы, которые неприятно зудели.
Моя шинель была особенной, купленной на барахолке за сущие копейки. Попав под влияние какой-то старухи, я приобрел шинель чисто из жалости к бабуле, чтобы ей было что на пропитание. Старуха божилась, что шинель была необычной, заговоренной, спасшей ее отца на войне, а мужа на охоте. Я отнесся к этому скептически, пока в один день не надел ее на работу. Тогда я впервые встретился с нечистью. С вурдалаком. Я еще не имел представление о подробностях борьбы с ними, да и в принципе до этого не встречался с нечистыми. И даже не планировал этого делать. Но это случилось. И как бы ни трепал меня вурдалак, цепляя когтями и впиваясь сочащимися ядовитым соком зубами, шинель он не смог повредить. Только благодаря ей я не пострадал.
Однако бесы были настойчивее вурдалака. Они забрались под шинель, раздирая мое тело под ней. Уже в могиле я решился на сотрудничество с Ясиной, глаза которой зажигались солнцем в моменты, когда она видела нежить или сосредотачивалась. Лучше худой мир, чем хорошая война. Тем более, как оказалось, она знала намного больше, чем я мог даже представить. В этом утопическом городе, оставшемся в далеком прошлом, где по улицам бродила нечисть, где люди соседствовали с бесами, как само собой разумеющееся, – я нуждался в помощи.
Чай, который заварила Ясина, затягивал мои порезы. Пока я удивленно рассматривал этот феномен, Ясина делала вид, что ничего не замечает. Либо на самом деле не замечала. Интересно, если бы я не предложил ей перемирие, она дала бы мне тот же чай, или отравила бы?
Несмотря на ее вечно глуповатое выражение лица и детские поступки, я не мог понять ее равнодушие к смерти, к опасности. Она как будто не понимала всю серьезность. Или же, наоборот, слишком хорошо это представляла. Это настораживало.