Святой Антоний - стр. 11
"Не обижайтесь, пацаны! Я только хотел сказать, что это моя машина. И это мой квартал".
Резко застрекотал автомат.
Тот, что стоял с ножом, дёрнулся и повалился на меня. Я сразу понял, что он убит – глаза поблекли, будто предохранитель сгорел. Второй успел отпрыгнуть, упал на колено, попытался укрыться за машиной. Я заглянул в его лицо. Выражение удивлённое, обиженное и немного… детское что ли? Будто он увидел огромный рождественский подарок и умер, переполняемый счастьем – пуля разворотила ему череп.
Кто-то спихнул с меня мертвое тело, несколько раз хлестанул по щекам. Боли я не почувствовал, но попытался поднять руку, чтоб заслониться. Не смог.
Вокруг суетились люди: быстро унесли жмуриков, меня подняли с капота, поставили на ноги. Позади вспыхнули фары, зарокотал двигатель. Потом – этот "удар молотом" я запомнил! – мне сунули под нос пузырёк с нашатырём.
Я вздрогнул, услышал гул в ушах, и увидел, что Мир вокруг меня завертелся с прежней скоростью. Даже быстрее.
"Давай флешку, курьер! – Высокий мужчина с автоматом УЗИ на ремне протягивал руку. – Торопись! Копы будут здесь с минуты на минуту".
"Кто вы?" – спросил я. Вернее, прошептал (если звук вообще-то сорвался с губ).
Мне нужно было услышать кодовое слово, убедиться, что это точно мой получатель.
Мужчина не ответил.
"Да ты совсем плох, парень".
Он оглянулся, выискивая кого-то глазами. Окликнул: "Лев Андреевич! Бросьте этого недоноска! Если он жив, то всё одно сдохнет!"
Речь шла о моих "убийцах".
"Осмотрите парня, – это уже про меня. – Ему здорово досталось".
На какое-то время я отключился – провалился в серую обволакивающую вату, а когда очнулся, обнаружил себя абсолютно голым. На больничном столе, на зябкой липкой клеенке. Лев Андреевич стоял рядом, перелистывал в планшете странички. Наверное, что-то искал – палец "отматывал" резко и часто.
"Доктор!" – подумал я с блаженной радостью спасённого идиота. Почувствовал, что замёрз, как цуцик.
"Очнулся?" – Лев Андреевич обратил на меня внимание. Его совсем не тяготила моя нагота.
"Привык видеть пациентов голыми, – понял я. Засомневался: – Быть может, покойников?"
Уточнить не решился. "Голая" правда иногда значительно хуже, чем прилично одетая сволочь (ложь).
Доктор сказал, что мне нужно полежать ещё пару часиков. Передохнуть. Сказал, что ушибов на мне, как "блох на бродячей собаке" – мне понравилось это выражение. "Из переломов только два ребра. И это можно считать большим везением".
Лев Андреевич напоминал большую умную добрую лягушку. Чем? Лысой головой, выпуклыми глазами и широким ртом. Когда он говорил про везение, уголки рта разбежались до самых ушей.