Своя земля - стр. 7
Звук собственного голоса успокаивал и настраивал на рабочий лад. Резко развернувшись, Артём вернулся за косырём. Следом вытащил острогу из оконного проёма. Понюхав прилипшую шерсть, поморщился от запаха собачатины, позже принялся очищать от крови острую кромку ножом, заодно и поправил огрехи предыдущего владельца.
– Я с возвратом, – сказал в темноту дома да пошагал дальше.
Колодец с длинным журавлём: на короткой верёвке привязано старое выдолбленное из пня ведро с небольшой трещиной. Оглядевшись по сторонам и убедившись в безопасности, Артём схватил за хвост, опуская плечо в колодец. Подняв ведро, вновь принюхался. Вода отдавала тиной, а на вкус была ещё хуже.
– Что же вы, братцы, его заилили-то? Тут работы – одному на пару дней. Знай себе тяни да выливай. Пять сотен вёдер – до обеда, столько же – после. Да и крышку не мешало бы собрать, скоро листвой занесёт под верх. Или народ с ленцой, или другой колодец есть. А может, и родник, – помечтав о своём, перехватил рогатину в правую руку и пошёл обследовать посёлок.
Если большинство домов были хоть и неухоженные, но казались жилыми, то следующий дом-пятистенок был в плачевном состоянии. Дверь покосилась и намертво застряла в проёме, крыша пролегла, а осенний огород зарос до плетня.
– До зимы руки приложу, а весной себе другой срублю, – проговорил арестант и потянул створку приоткрытой двери, упираясь ногой в косяк. Со страшным треском / дерево поддалось.
– М‑дааа, – выдохнул из себя Артём. – Наступил в богатство, что сам себе нашёл. Теперь бы ноги обтереть от запаха. А чего мне унывать? Руки есть, копчик не чешется. И тому рады.
Присев на край пыльной лавки у стола, принялся разглядывать обстановку. Стол добротный, но грубо сделан. Лавка тяжёлое тело выдержала, хоть и жалобно застонала. В углу приютилась кровать – короче, чем нужна была незваному гостю, на целый локоть. Тюфяк с сеном был сильно потрёпан крысами и огорчал наличием здоровых дыр. На стенах развешены простые заржавевшие инструменты: пила о двух рук, вилы, подгоревший чугунок и кривой ухват. Черенки‑заготовки – в рассохшейся бочке. Отдельно в ящике лежали покалеченные тяжёлой жизнью две лопаты и коса. Под кроватью угадывались очертания бадьи, глиняных горшков и прочей хозяйской утвари.
– Не бохааато, – резюмировал Артём. – Чего сидим, кого ждём?
Натаскав воды, принялся косырём оттирать пол, стол и кровать. Трижды прошёлся по простой печи, вытащив весь нагар и копоть. Так, в трудах и заботах крутился, придавая дому жилой вид. Укрепил кровлю, уперев в обрешётку черенки и подбив мауэрлат.