Свой – чужой - стр. 84
– Да забирай ты этого… истребителя-перехватчика к себе в розыск! Если с кадрами договоришься.
– Мои проблемы, – поблагодарил Виталий Петрович. – Если он тебе принесет рапорт на перевод – подпишешь?
– Легко.
Сам Штукин об этом разговоре, конечно, ничего не знал. Ильюхин ведь все сделал в свойственной ему манере, то есть с конца и начала одновременно: вник в суть конфликта, разрешил его и только потом выдернул к себе Валеру для разговора. Вообще-то Виталий Петрович даже, можно сказать, рисковал, прося за парня, которого совсем не знал. Но, видимо, заметил он в Штукине что-то живое, человеческое… пусть даже и проявившееся не совсем удачно.
…Валера, зайдя в кабинет Ильюхина и поздоровавшись по уставу, попытался прикрыть за собой дверь.
– Дверь была открыта, – остановил его Виталий Петрович.
– Извините… – смутился Штукин.
– Ничего, ничего. – Ильюхин выбрался из-за стола и начал в упор разглядывать парня: – А вот скажи мне, пожалуйста, товарищ лейтенант младший, во всей этой карусели ты сам-то себя считаешь правым или виноватым?
Валерий уже все свои страхи пережил, особо ни на что не надеялся и вообще не очень понимал, зачем его вызвал заместитель начальника уголовного розыска всего Санкт-Петербурга. Поэтому ответил он спокойно и не без чувства собственного достоинства:
– Товарищ полковник, любой мой короткий ответ будет плохим, неверным. Если я отвечу, что считаю себя правым, – значит, мне наплевать на товарища и учителя. Если скажу, что виноват, – значит, дебил, который непонятно почему забыл элементарные правила.
Ильюхин хмыкнул:
– Присядь.
Валера сел на один из стульев у стола. Виталий Петрович закурил, посмотрел на парня еще раз внимательно и сказал:
– Сейчас я расскажу тебе одну историю. Как ты на нее отреагируешь – так я и пойму, что ты на самом деле думаешь и как у тебя нутро устроено. Эта история не аналогична твоему фортелю, она глубже и взрослее. Слушай: когда я был еще школьником, то залез однажды к отцу в стол, вытащил коробку с его наградами и начал рассматривать. А тут он в комнату заходит и спрашивает: «А как ты думаешь, сын, за что вот этот вот орден Красной Звезды»? Я отвечаю, за подвиг, мол. Он усмехнулся так невесело и рассказал, за какой именно подвиг. В 1941 году он служил преподавателем на офицерских артиллерийских курсах. И вот его, других командиров и курсантов в срочном порядке бросили на фронт. Так было надо. Снарядов хватало, орудия тоже были, правда не ахти какие. А самым печальным обстоятельством был средний возраст курсантов – 18–19 лет и все необстрелянные. Ну да ладно, заняли позицию, окопались. А один капитан, начальник отца, и говорит: «Побегут!» Отец ему возражает: «Товарищ капитан, это же советские люди!» А капитан ему: «Эх, сынок… не в этом дело… Побегут они… А поэтому стреляй в трусов, не жалей, иначе всем нам в любом случае хана: либо от немцев, либо от нашего трибунала!» Через некоторое время немецкие гаубицы начали лупить из-за холмов. Немецкие танки еще даже и не показались, а курсанты уже: «Ма-амоч-ка!» – и врассыпную. Тогда капитан выхватил ТТ, и отец выхватил ТТ. Так они человек пять в спину и застрелили. Остальные вернулись к орудиям. Капитан орал: «Заряжай, суки!» И ходил с пистолетом между курсантами. Продержались они недолго – меньше суток. Но продержались. Так вот что я хочу спросить: о чем эта история и за что у моего отца был боевой орден?