Свои, родные, наши! - стр. 25
Но еще больше гор предстояло свернуть ей самой – уговорить Лилю одуматься. Всю дорогу Таисия Александровна подбирала какие-то слова, обдумывала, как повести разговор… Однако с первой минуты встречи поняла, что потерпит неудачу.
В богемной, элегантной, очень своеобразно и непривычно обставленной квартире, да и во всем этом чужом, хмуром городе с чужой речью Лиля чувствовала себя как рыба в воде и выглядела откровенно счастливой: такой Таисия Александровна никогда ее не видела – ну, может быть, только в те далекие времена, когда в Дом с лилиями прибегал Сережа Морозов и весело называл ее Карамелькой.
Да, Лиля не лукавила, когда говорила, что не чувствует себя в Лондоне, в Англии чужой, потому что здесь рядом с ней ее любимый человек и их ребенок. Для нее уже все было решено: она остается здесь навсегда, а Кира должна подтянуть свой английский, чтобы переехать сюда, когда Лиля получит гражданство.
В глазах Таисии Александровны мелькнуло сомнение: она сомневалась, что Лиле это удастся так скоро, ведь даже Герман еще считается эмигрантом! И тогда Лиля вдруг сообщила ей, что написала заявление о предоставлении ей политического убежища. Иначе она не смогла бы остаться в Англии после отъезда труппы…
Таисия Александровна молча смотрела на дочь, не находя слов. Было ясно, что Лиле совершенно безразлично, как ее решение скажется на всех, кто останется в Советском Союзе. И совершенно безразлично, что она встречается с матерью в последний раз и больше никого никогда не увидит: ни отца, ни Родиона… А надежда на встречу с Кирой совершенно эфемерна!
– А как бы ты поступила, мама, если бы тебя тогда позвал отец?! – вдруг с вызовом спросила Лиля.
Таисия Александровна обняла ее, понимая, что слишком нагрешила в своей жизни, чтобы судить хоть кого-то, тем более – собственную дочь. И все-таки хотелось Лиле сказать, что одно дело – поехать за любимым человеком в какую угодно глушь, а совсем другое – покинуть ради него Родину.
Но ей чудилось, что между ней и Лилей снова возникла та же непроницаемая стена, которая стояла между ними долгие годы и которую, как казалось Таисии Александровне, ей все же удалось преодолеть. Но сейчас она поняла, что это лишь казалось ей…
Герман был очаровательно-любезен, он красноречиво убеждал Таисию Александровну, что сейчас все-таки не 37-й год, к стенке никого не поставят, хотя могут попортить много крови, – но все же у Лили есть право быть счастливой и самой решать, как ей жить.
Все это было так, все так… Но никогда раньше Таисия Александровна не испытывала такой печали, такой растерянности и безысходности!