Свободный полет - стр. 3
– Вы были уверены, что у вас всё получится? Подобных примеров ведь не существовало. Нуреев и Барышников остались на Западе позже.
– Я не задумывалась, уверена я или нет. Мне нужно было осваивать новое пространство. У меня обострился артистический голод, и его необходимо было удовлетворить.
– Вы хотели попасть в «Ковент-Гарден»?
– Для меня это было нечто само собой разумеющееся. Но балерины лондонского театра воспротивились.
– Да, я знаю. Вся женская половина труппы подписала заявление: «Мы не хотим, чтобы Макарова работала в театре». Чем вы их так напугали?
– Понимаете, они долгое время находились под эгидой Марго Фонтейн (выдающаяся английская балерина. – Прим.). Она всегда была первой. А тут появляюсь я.
– И что вы почувствовали, когда двери театра, о котором вы мечтали, фактически захлопнулись перед вами?
– Я была очень разочарована. Просто больно было. Но вдруг моментально пришло письмо из Америки. И я сразу уехала. Хорошо, что вещи складывать не пришлось – их у меня не было.
– И началась новая жизнь, эйфория, или порой сверлила мысль: может быть, я зря так поступила?
– Я никогда не смотрю в прошлое с сожалением. Наоборот, думаю только о том, что будет завтра. И инфантильной я никогда не была.
– Это самовоспитание?
– Возможно. Или дикая природа, которая мне когда-то помогла: поля, ромашки, сосны, березки… Я и в проруби тонула. Всё это, конечно, откладывается. И рождает свободомыслие.
– А что было психологически самым трудным? К чему сложнее всего было привыкнуть?
– К темпу жизни. Надо было учить балет. Боже мой, столько разных стилей!
– В СССР тогда все танцевали в одном стиле.
– Ну, не совсем. У меня все-таки преподавателем был Леонид Якобсон (знаменитый советский балетмейстер. – Прим.). Но там, за границей, был модерн. Потом construction. Вы знаете, что это такое? (Показывает несколько па.)
– Жаль, что невозможно передать это на бумаге. То есть вам безумно нравился современный танец?
– Не то чтобы безумно… Но я за этим приехала – чтобы освоить новое.
– В американской труппе вы сразу стали примой?
– Конечно, сразу.
– Почему «конечно»?
– Потому что это естественно. Я же была фигура такая…
– …масштабная?
– Не в этом дело. Мое решение уехать стало политическим, хотя я сама не занимаюсь политикой и не интересуюсь ею, и вызвало резонанс во всем мире. На мне лежала ответственность: за моей спиной стояла Россия.
– Вы были готовы трудиться с утра до ночи?
– Ох, я так трудилась, вы себе не представляете… Как было сложно, господи! Но я такой человек, мне надо углубляться. Я не могу танцевать, как многие актеры, которые болтают, болтают, а потом выходят на сцену – и ничего не происходит. Мне нужно сосредоточиться, для определенной роли послушать определенную музыку, побыть одной. Это долгий, глубокий процесс. А если вдруг случается, что я гримируюсь, вхожу в роль, слушаю Баха, а рядом кто-то сидит и болтает без умолку, спектакль получится не таким удачным. Глубины той не будет.