Свободная. Там, где нет опасности, нет приключений - стр. 27

Мне очень жаль ее. Несколько сантиметров грязи на полу нетрудно было бы убрать хорошей метлой, но в ее распоряжении есть только лоскуток.

Гораздо позднее эту сцену объяснили мне следующим образом: женщины отвечают за то, что происходит в юрте, а мужчины – за то, что происходит за ее пределами, и никто никогда не вмешивается в дела другого.

Девочки десяти и двенадцати лет играют роль хозяек и задают мне сотни вопросов, для них мой приход – настоящее событие. Я достаю свой небольшой словарь, все усаживаются в круг на небольшие пеньки перед входом в юрту. Вокруг нас повсюду грязь, а дневной свет потихоньку гаснет. Незадолго до того, как ночь полностью вступает в свои права, женщина просовывает руку в единственное отверстие в юрте и дает нам знак, что можно заходить. Она развела огонь, и на небольшой печке в центре жилища стоит и дымится большое блюдо, которое источает запах теплого молока. Женщина просит девочек что-то принести ей, затем садится на землю, чтобы растолочь плитку прессованного чая. В правой руке она держит гладкий, не раз использованный камень, которым умело и методично дробит чай, собирая россыпь на кусочек ткани. К моему большому удивлению, молодой человек, который пришел мне на помощь со своей лошадью, не является членом семьи, поскольку сидит на гостевой стороне. Мне холодно, я истощена и промокла. Девочки возвращаются с высушенным навозом и разжигают огонь. Как только они справляются с этим, сразу же подсаживаются ко мне: младшая кладет голову мне на колени, а старшая – на плечо. Мне кажется, что это очень удручило молодого человека, который посадил меня на свою лошадь. Я не привыкла так близко общаться с незнакомыми мне людьми. Жизнь в клане очень сильно отличается от моего одиночного образа жизни.

Чай готов. Его подают в миске, поэтому приходится ждать, пока чай выпьет кто-то один, а затем передаст миску дальше. Таким образом все, кто укрылся здесь в эту неспокойную ночь, могут насладиться миской горячего чая. В течение всего этого ритуала я не вижу и тени нетерпения на лицах присутствующих. Миску много раз наполняют жидкостью, которая приятно согревает горло. Теплый пар, который поднимается от блюда с молоком, обогревает юрту изнутри, и здесь заметно теплеет. Я очень хочу спать, глаза закрываются сами собой, хотя я пытаюсь удержаться от этого. Решаю поблагодарить хозяйку и знаками объясняю ей, что не буду есть, так как засыпаю на ходу. Не дожидаясь ответа, быстро разворачиваю свой матрас в дальнем левом углу у двери. Я знаю, что они не проснутся до девяти утра, а мне придется уйти гораздо раньше. Поворачиваюсь к ним спиной и стараюсь уснуть. Я слышу, как хозяйка дома гремит кастрюлями: она собирается накормить восемь человек отварной бараниной. Все ложатся спать около двенадцати с полными животами. Когда звуки стихают, я наконец проваливаюсь в глубокий сон. Внезапно чувствую, как чья-то рука ползет по спальному мешку и хватает меня. Я вскакиваю и поворачиваюсь быстрее, чем блинчик на сковородке: это рука моего соседа, который спал рядом со мной. Я грубо, но тихо отталкиваю его. Через пять минут после первого инцидента он повторяет свою попытку, но на этот раз я лежу с открытыми глазами. На его языке приказываю ему остановиться. Через несколько минут мои глаза снова слипаются, но тут я слышу кваканье. Передо мной огромная жаба. Она неподвижно сидит прямо возле головы и смотрит на меня. Видимо, она пробралась под краем юрты, который слегка приподняли над землей, чтобы высохла грязь.