Светоч - стр. 37
Смотрела жадно, как стекают прозрачные капли по широкой груди, как бегут по животу, как тело блестит влажно, будто в Ярилин день>51. Но в разум вошла, попятилась и схоронилась за тонкой сосенкой, не разумея, что та, бедняжка, укрыть её не сможет никак.
– Всё разглядела или еще полюбуешься, Влада Скор? – Голос Глеба – не злой, наглый – спугнул морок, кинул Владку в жар стыдливый.
Глава 9
– Все разглядела или еще полюбуешься, Влада Скор? – Глеб выговаривал, но думал иное.
Приметил и ведунью, и взгляд ее горячий, едва не опаляющий. Понял, что смотрела на него не волхва, но женщина. Та, что тоскует и любви ждет. Разумел и то, что сам глядел на мужатую не без интереса, того самого, который толкает на дурость и старого, и молодого.
– Что ж молчишь? Ты уж скажи, порты надевать или тебя обождать? – порты-то натянул, но ехидничал, говорил обидное, чтобы себя унять. – Да ты не прячься, иди поближе. Авось, сговоримся.
Ждал, что сбежит, уготовился вослед свистать обидно, а она и не ушла вовсе. Шагнула из-за кривенькой сосенки и прямо к нему двинулась:
– Дурного обо мне не думай, Глеб. На тебя смотрела, а другого видела. Не инако солнце ослепило, разгулялось к закату, – румянилась, но глаз не опускала. – Поблазнилось мне.
Сказала правду, а Глеб насупился. Оно и понятно, какому ж парню понравится, что красавица не о нем вздыхает? Смотрит на него, а видит другого?
– Как скажешь, – поднял рубаху, встряхнул и надел, опоясался и присел косу от воды отжать, сапоги натянуть.
Приметил, что Влада шагнула уйти, хотел смолчать, но будто кто за язык дёрнул:
– Погоди, вместе пойдем. Или боязно? Я, может, дурного и не подумаю, а вот народ вдоволь позубоскалит. Скорова жена, да опричь Волка Лютого.
– Ты иди, там уж варево поспело. Сыта я, не хочу ничего, – сказала ровно, но все одно, Глеб почуял, что горько ведунье, безрадостно.
– Сыта по горло? Чем же?
Сказал и смотрел на то, как вздрагивает Влада, как сжимается, будто не словом в нее кинул, а стрелой угодил промеж лопаток. Как клонится голова ее, как косы уныло вьются по высокой груди, блестят на закатном солнце.
Не ответила чужая жена, отвернулась и пошла тихо, ступая по кромке воды, что накатывала на песчаный берег.
– Погоди, – вскочил и кинулся за ней, себя не разумея. – Чего смурная? Обидел кто?
– Нет, – головой покачала.
Глеб смотрел на тонкую шею, меж двух светлых кос, на позвонок, что натягивал гладкую кожу, манил Чермного, дурманил. В думки вскочило только одно – ворожит волхва, иначе откуда дурь и блажь?
– Оберег свой сними и на песок кинь. Сей миг. Инако сам сдёрну и закину в Волхов. И ворожить со мной не смей более. Разумела? – вызверился, кулаки сжал до хруста.