Свет любви и веры (сборник) - стр. 15

Я чувствую, что продолжение такого положения вещей невозможно и что смерть будет благороднее такой жизни.

Вчера вечером зашел твой брат. Заглянул проведать меня и детей своего брата. Я говорю ему: где ты был всё это время? Не сказала ему: где ты был всё то время, когда Джавад был на фронте. Я не затронула его чести, наоборот, оказала ему уважение по причине того, что он из твоей же ткани – пусть заплатка всего лишь, – я ни словечка об этом не проронила. Собравшись уходить, он нагло посмотрел мне в глаза и сказал: «Если какая-то проблема, дело какое – я к твоим услугам».

Я решительно ответила: «Никакой проблемы нет. Спасибо».

Он не уходил. Стоял в дверях и продолжал: «А как может у столь молодой женщины не быть потребностей?!» Ну вот, если бы ты здесь был – что бы ты сделал?

Я сделала то же самое: плюнула ему в лицо. И захлопнула дверь перед его носом, а потом ревела до утра.

Утром детей раньше обычного спровадила в школу, а на их вопросительные взгляды сказала: хочу пойти к вашему папе.

Тогда начались вопросы: мы же по пятницам всегда ходили вместе? Почему сегодня? Почему одна?

«Душа болит, – ответила я, – и, кроме вашего отца, никто не успокоит».

Притихли детеныши мои и ушли, а мне сейчас труднее всего представить эту картину, как они приходят, поворачивают ключ в замке, открывают дверь и видят бездыханное материнское тело.

Представить это тяжело. Но еще тяжелее – продолжение такой жизни.

…Таблетки уже полностью растворились, и вода в кружке потемнела, а на дне ее – белый осадок. И я взяла эту кружку и выпила всё залпом. Произнесла мусульманскую вероисповедную формулу и легла в кровать в ожидании смерти.

Я это так себе представляла: вначале голова станет тяжелой, в глазах потемнеет. А затем я глубоко засну и в этом сне переступлю через границу от жизни к смерти; к бесконечному покою.

Потому-то я и выбрала этот вид смерти.

Мне хотелось, чтобы это было не очень грубо, без дерганий руками и ногами, и так, чтобы не было пути для возврата.

И голова моя стала тяжелой, в глазах потемнело, но вот сон ко мне не пришел.

Сквозь полузакрытые веки я увидела, как в комнату вошел Джавад, и тогда я широко открыла глаза и уставилась на него в изумлении. Удивлена я была не тем, что ушедший Джавад теперь вернулся. Я ведь и решила уйти из жизни сама для того, чтобы встретиться с ним, это было ожидаемо. Но ведь я всё еще лежала на кровати, и двери, стены, и окна комнаты, и кружка, и кувшин с водой, и хрустальная чаша для льда – всё было на прежнем месте, то есть я всё еще существовала, я еще не ушла, я еще была в этом мире, и удивительным было то, что, значит, Джавад пришел сюда – оттуда? И как же он пришел? Как он открыл запертую на замок дверь? И я спросила: