Свет Боннара. Эскизы на полях - стр. 20
Неважность времени. Места. Ноль декораций. Имен. Перспектив. Всё бренно. Всё временно…
Театр океанской трески
Одно хорошее местечко может быть где угодно. Лавка с крымскими винами, густыми и тяжелыми (чувствуешь вяжущий вкус вишневой косточки? А это деревом отдает, кажется – дубом, а здесь нотка карамели и коричного масла, а это миндаль), третья скамейка от ресторана, овраг, поляна, чистое поле, – ветер треплет волосы, время для самых головокружительных цветов и оттенков, – апрель – это новый шарф, он плещется, отлично вписываясь в орнамент старых дворов и переулков, – со Стрелецкой на Рейтарскую, потом Ярославов Вал, – ну да, апрель – это наше время, и у нас его украли, чуть ли не единственный шанс на беспечность, – в какой из трех переулков нужно свернуть, чтобы открылась нарядная праздность весенней Пейзажки, угадай с трех раз?
Ах, ты вечно сворачиваешь не туда, фотографируя каждый булыжник, вот уже и вино все выпито, и декорации сворачиваются, но в запасе есть еще пара местечек, погоди.
Ладно, я не буду рассказывать о том, как мы тащили чемодан по крутой лиссабонской лесенке. Не буду. Вообще, о многом лучше все-таки не рассказывать. Пусть это останется между нами.
Вот вы говорите – путешествия. С вами постоянно что-нибудь приключается. Такая, черт побери, планида. Иначе какие же это путешествия без приключений.
Конечный пункт, – строго так вопрошает блюститель порядка с кобурой на бедре.
Причины, дарлинг, назови хоть одну из причин. Зачем тебе туда. Что тебе там. Там что тебе, медом намазано, – рослый голландец пакистанского происхождения заводит меня за ширмочку, – строго так, без улыбки, – а по другую сторону всего этого безобразия мечется Таня, – по ее подсчетам ваш покорный слуга давно должен был носиться по дьюти-фри, кушать курицу в чесночном соусе, ждать посадки, – но он даже не удосужится поднять трубку, потому что телефон лежит на столе дотошного пакистанца, – там вообще, господа, засада, – война миров, столкновение цивилизаций, и счастливые обладательницы биометрических паспортов, размазывая слезы по щекам, считают минуты до счастливого вызволения.
Зачем, – нехорошо улыбаясь, пакистанец изучает склеенные странички паспорта, – одна причина, – стонет он, по лицу его стекают крупные капли пота, – международный симпозиум кузнечиков, карнавал, слет любителей макраме, фестиваль юных филателистов, борьба за мир, все что угодно, дорогая, но не эта безумная улыбка, блуждающая по бледному лицу, я вскидываюсь оживленно, вспоминая о другом паспорте, позволяющем без дотошных расспросов преодолевать условности и границы, – но благоразумие останавливает внезапный порыв откровенности, – стоит только вообразить два паспорта в смуглых руках факира, и возрастающее недоумение коллег, столпившихся рядом.