Свет Боннара. Эскизы на полях - стр. 22
Но будет несколько поздно, – в настоящем приключении всегда все случается на полтакта позднее, чем должно.
– Я этого есть не буду, – отковырнув от огромной рыбины, Таня решительно отложила вилку и нож.
Рыбина и впрямь впечатлила. Огромная такая треска, довольно уныло пахнущая. Я бы сказала, безысходно пахнущая.
Ее внесли на вытянутых руках, разве что в барабаны не били.
Это и есть знаменитая океанская бакалау, – заметила я миролюбиво, – блюдо не из изысканных, еда простолюдинов, бедняков. Рыбку как принесли, так и унесли, на тех же вытянутых руках, – не знаю, что с ней сталось потом, – возможно, разодранный бок подлечили и так же торжественно преподнесли краснощеким немецким туристам за соседним столиком. Туристы, разогретые портвейном, лучезарно улыбались и рассылали смайлики всему человечеству.
Блюдо с сардинами выглядело гораздо живописней. Сардинами хотелось по меньшей мере любоваться. Слагать о них оды и легенды. Но почему-то есть их совершенно не хотелось.
Пахло пережаренным маслом и целебным рыбьим жиром.
– Во-первых, это полезно, – ты знаешь, именно в сардинах есть такое специальное полезное вещество, которое больше нигде и ни в чем? – Таня уверенно подцепила третью (из восьми) и умело одним движением освободила ее от хребта со всеми косточками.
Я попробовала повторить номер, но моя сардинка распалась в воздухе, и уже в самой тарелке являла собой жалкое зрелище – с перебитыми костями, развороченным брюшком и трагически откинутой головой с перламутровым глазом. На голову я старалась не смотреть.
После нескольких попыток я со вздохом отодвинула тарелку. В горле саднило, от едкого запаха масла кружилась голова.
– Во-первых, это красиво. Это не стоит воспринимать как какое-то тривиальное блюдо. Это искусство. Искусство не едят. Им насыщаются. На расстоянии.
Вообще же, меня не покидало ощущение блестяще поставленного спектакля. Поднимается занавес, актеры кланяются. По сцене плывет перламутровый глаз трески. Зрители в экстазе.
Это так по-настоящему, это так живо, мощно, взгляни, прорисован каждый хрящик, каждая чешуйка. Торжество деталей. Ими нужно наслаждаться, не думая об утолении каких-то там животных инстинктов.
Из театра трески мы вышли голодными. От воздуха и обилия впечатлений кружилась голова.
– Кажется, у нас еще осталась овсянка, – мечтательно обронила я, – целых полпакета прекрасной отборной овсянки. Ее можно залить кипятком и продержаться до отъезда. Господи, без всех этих полезных и даже целебных рыбьих жиров, без перламутровых глазок, без хребтов и костей, без оркестра и дирижера, без мизансцен и декораций.