Свеча на ветру - стр. 8
– Честный Гавейн, – обронил Мордред, – считает тебя обидчивым дурнем.
На сей раз огромный рыцарь, словно норовистый конь, рванулся к Мордреду.
– Помалкивай! – рявкнул он. – Ты думаешь, что я тебя из-за твоего убожества пальцем не трону, и пользуешься этим. Но если ты, дохляк, будешь тут скалиться, так я тебе врежу!
Мордред услыхал, как его собственный голос, казалось доносившийся откуда-то сзади, холодно произносит:
– Гавейн, ты меня удивил. Ты произнес логически связную речь. – И затем, когда рыцарь-гигант пошел на него, тот же голос сказал: – Ну, давай. Ударь меня. Покажи, какой ты храбрый.
– Ой, да перестань же ты, Мордред, – взмолился Гарет. – Ты что, и минуту не можешь не задираться?
– Мордред не стал бы, как ты выражаешься, задираться, – встрял Агравейн, – если бы Гавейн его не запугивал.
Гавейн взорвался, будто одна из недавно выдуманных пушек. Как затравленный собаками бык, он отворотил от Мордреда и заорал на обоих:
– Да дьявол задери мою душу, или умолкните, или выметайтесь отсюда! Будет у нас когда-нибудь мир в семье? Захлопни, во имя Господа, пасть и оставь эту идиотскую болтовню про сэра Ланселота.
– Это не идиотская болтовня, – сказал Мордред, – и мы ее не оставим. – Он встал. – Ну что, Агравейн, – спросил он, – пошли к Королю? Кто еще с нами?
Гавейн встал у них на пути:
– Ты никуда не пойдешь, Мордред.
– И кто меня остановит?
– Я.
– Да ты храбрец, – отметил ледяной голос, так и звучавший откуда-то со стороны, и горбун сделал шаг вперед.
Гавейн выставил рыжую руку с золотистыми волосками на пальцах и толкнул Мордреда назад. В тот же миг Агравейн положил белую ладонь с толстыми пальцами на рукоять своего меча.
– Не двигайся, Гавейн. Я при мече.
– Ты всегда при мече, – выкрикнул Гарет, – дьявол!
Вся жизнь младшего брата вдруг сошлась в знакомую картину: убитая мать, единорог, человек, в это мгновение вытаскивающий меч, и мальчишка, размахивающий посреди темной кладовки ярким кинжалом, – все слилось в его крике.
– Ну что же, Гарет, – прорычал белый как полотно Агравейн, – я понял тебя, смотри, я вынимаю меч.
Ситуация вышла из-под контроля: они уже действовали, будто марионетки, будто все это происходило не в первый раз, – как оно, впрочем, и было. Гавейном, едва он завидел сталь, овладела привычная слепая ярость. Изрыгая потоки слов, он отскочил от Мордреда, выхватил единственное свое оружие, охотничий нож, и кинулся на Агравейна, – все это одним махом. Толстяк, которого напор братнина гнева вынудил перейти от наступления к обороне, отшатнулся, заслоняясь мечом, пляшущим в дрожащей руке.