Размер шрифта
-
+

Суррогатная мать - стр. 14

Кабинет Адама – его личное пространство. В бурные годы семейной жизни, когда он явно был в меньшинстве, кабинет был единственной комнатой, которая на все сто процентов принадлежала ему: никаких женских штучек и украшений. Он любил Рут и дочерей – вне всяких сомнений, они были центром его вселенной, – но жить в гинекократии довольно изнурительно: нужно убежище, место, в котором можно уединиться, скрыться от всех и побыть самим собой. Медная настольная лампа заливала стол мягким зеленоватым светом и настраивала на рабочий лад. Когда-то она принадлежала его деду, хирургу и альпинисту, который заменил Адаму отца. На семейных праздниках в Шотландии он играл с ним в футбол и теннис, учил различать виды деревьев и птиц.

Адаму было семь, а его сестре четыре, когда отец серьезно заболел: лейкемия, угас он быстро. С тех пор, если Адам видел, как кто-то ходит по дому в пижаме, слышал запахи талька, антисептика или терпкого масла мирры, он моментально оказывался в родительской спальне: энтропия и конец детства, чувство вины. Эту тему больше никогда не поднимали – ее зарыли в землю, как тела двух золотистых ретриверов на заднем дворе. Однажды все взрослые оделись в черное и ушли на похороны, где детям было не место, а потом – в обычную одежду и продолжили жить как ни в чем не бывало. Пару недель спустя Адам нашел на заднем крыльце пять птенцов черного дрозда: бесперых, с розовой, полупрозрачной кожицей, большими слепыми глазами и тощими шеями.

Двое уже умерли, а остальные еще шевелились. Адам выложил дно обувной коробки носками и ветками, поставил ее на комод в своей спальне, положил их туда и накрыл сверху листьями, чтобы не мерзли. Он проверял птенцов каждое утро и как только возвращался из школы. Они почти не двигались, но он капал им в клювики молоко, отчаянно пытаясь сохранить им жизнь. Однажды, когда Адам пришел домой, коробки не было. Он спросил у мамы, не видела ли она ее.

– Милый, я ее выкинула. Птенцы умерли, и запах стоял ужасный.

– Они не умерли! – Адам сложил руки на груди, будто щит, и стал раскачиваться взад и вперед, оплакивая горькую утрату. – Зачем ты их выбросила?!

Она смотрела на него с тревогой.

– Ну-ка сядь и успокойся, Адам! Мальчики не плачут. Помнишь, что я тебе говорила? Теперь ты глава семьи, не подведи нас.

Но Адам неделями рыдал без умолку, и вскоре мать поняла, что больше не сможет это терпеть. Чтобы успокоить ребенка, было решено отправить его на летний семестр в подготовительную католическую школу-пансион, где всем заправляли францисканские монахи.

Страница 14