Сулейман. Я выбрал тебя - стр. 50
– Нееет, – выдыхаю в тот момент, когда он одним резким толчком входит в меня практически полностью.
– Дааа, – смотрит он чернющими безднами и делает новый рывок.
– Нет, – шепчу беззвучно и в шоке качаю головой.
– Да, – рычит он, всецело отдаваясь процессу.
Отворачиваюсь и опускаю ресницы, чтобы не видеть ненормального блеска в сумасшедших темно-карих глазах. Глазах, которые еще пять минут нравились, а сейчас стали пугать.
Мамочка, за что?
Кидаю вопрос в никуда, ощущая себя резиновой куклой, подпрыгивающей при каждом новом еще более агрессивном толчке. Затуманенный от слез взгляд в какой-то момент выхватывает окно, и я бездумно смотрю на звезды, пока мое тело используют, как захотят.
Раз. Еще раз. И еще.
У меня не остается сил, чтобы сопротивляться, нет голоса, чтобы закричать. Есть только слезы, которые безостановочно текут по вискам.
– Аааа, ссука, – рычит Султанов, резко выходя и кончая мне на живот.
С минуту, кажется, смотрит на свою личную метку на моем теле, а затем поднимается.
– Салфетки на столе. Вытрись, – отдает команду, потому что я так и лежу, растерзанная и совершенно безучастная. – Я в душ, а то грязный.
Поворачиваю голову и отмечаю на жестких губах подобие улыбки.
И мне даже напрягаться не стоит, чтобы понять ее значение: еще одна дура побывала под Султановым. Можно ставить очередную галочку.
Ставь, сволочь, произношу мысленно, вновь отворачивая голову и ожидая, когда он уйдет. И, как только слышу щелчок от захлопнувшейся двери в ванную, резко подскакиваю и привожу себя в порядок.
Хватаю первую попавшуюся вещь и вытираю склизкую дрянь с живота. Чхать я хотела на то, что кому-то это может потом не понравиться. Как могу, поправляю одежду, и почти бегом, если так можно выразиться, по стеночке добираюсь до прихожей.
Ноги трясутся, когда я надеваю сапоги. Тело дрожит и плохо слушается. Потому сдергиваю с вешалки зимнее пальто и, повернув личину, выскальзываю в общий коридор, не одеваясь.
Главное, поскорее сбежать из этого места.
Уйти подальше.
Забыть.
О том, что на дворе март, и это самая настоящая зима, понимаю минут через десять. Окоченевшими пальцами накидываю пуховик, застёгиваюсь и опускаю пониже капюшон.
Меня трясет будто лихорадке. Но уже не только от холода. Истерика набирает обороты, как сход лавины.
– Не-на-ви-жу, – задыхаясь рыданиями, произношу тихо и по слогам и закрываю рот ладошкой, чтобы не заорать в голос. – Я сильная. Я все забуду, – даю себе обещание и вновь шепчу между глубокими вздохами. – Султанов, я тебя ненавижу!
…
– Ненавижу! – просыпаюсь от собственного крика и подскакиваю на постели.