Судьбы людские. Любимый Иркутск - стр. 40
Мамка, мамочка, прости меня
Летняя ночь в Иркутске была как обычно тихой и теплой. Только соседские собаки отчего-то завывали. Их стоны были жалобны и тоскливы. Может быть, собакам было голодно. А может быть, они чувствовали чье-то горе. Теперь уже не узнаешь.
Вере Ивановне было одиноко. С тех пор как посадили ее любимого сыночка Славу, она плохо засыпала. Часто до полуночи она сидела у окна и грустно смотрела на дорогу. По этой дороге Слава ушел на прогулку в центр города. По ней он и должен вернуться назад. Но не сейчас, а когда отсидит отмеренные ему судом шесть лет колонии общего режима за то, что заступился за незнакомую девушку и дал отпор матерым упырям, уголовникам, насильникам. Как же это несправедливо – сажать за благородный и смелый поступок. Мама и сейчас сидела, ссутулившись, и смотрела, как лунные блики приплясывают, проникая сквозь раскачиваемые ветром кроны деревьев на темно-серый, потрескавшийся местами асфальт. Вдруг она увидела перед собой лик своего сыночка. Он был светящимся, как слабая угасающая свеча, и неотчетливым. Только печальные глаза ясно высвечивались в ночной темноте.
– Мамка, мамочка, прости меня, – послышался тихий шепот Вячеслава. – Я не хотел умирать. Я хотел родить для себя сына и дочку. А для тебя внука и внучку. Чтобы они любили тебя и радовали, скрашивая твою старость. Но я не смог этого сделать. Почему так получилось, я не знаю, не могу объяснить ни тебе, ни себе самому. Я любил жизнь. Я любил тебя. Но я еще и полюбил прекрасную девушку, встреча с которой изменила ход моей жизни, – и Слава горько заплакал, причитая. – Мама, мамочка, родная моя, любимая моя, нежная моя. Прости меня, прости, прости-и-и-и. Анюта, родная, тоже прости меня, прости-и-и.
На оконный подоконник залетел белый голубь. Он перетаптывался с ноги на ногу и ворковал, ворковал. Как будто бы хотел что-то сообщить, рассказать пожилой женщине о чем-то трепетном и важном.
Вера Ивановна очнулась и пришла в себя от звука дверного звонка. Кто-то нажал на его кнопку, и в прихожей послышалось: бим-бом, бим-бом. Пожилая женщина встала и, шаркая ногами по полу, медленно проковыляла к входной двери.
– Кто там в такой поздний час? – предчувствуя неладное, произнесла она. – Кого ночью Бог послал ко мне?
– Это почтальон, примите срочную телеграмму, – послышался из-за двери усталый женский голос работницы почтамта.
– Откуда может быть телеграмма? Мне и письма-то никто не пишет. Разве только раз в два-три месяца сынок Слава черканет несколько теплых строк. Он таким образом подбадривал свою маму. Как будто бы не он сидит на зоне, а она «мотает срок» в разлуке с любимым и единственным родным на всей Земле человеком.