Судьба - стр. 4
– Да, Минлоу, это уж ты переборщил! Здорово переборщил! Пользуешься тем, что ты партийный секретарь объединенной бригады[3], и думаешь, что любые пакости можешь делать? Мой Цзялинь уже три года успешно отслужил, а твой Саньсин едва школу закончил! Как у тебя хватило совести обижать моего сына? Ты прогневал небо, Минлоу, оно тебя не пощадит! О мой бедный сын…
Юйдэ в конце концов не выдержал и заплакал, слезы потекли по его морщинистому лицу прямо на седую бороду. Услышав этот плач, Цзялинь снова вскочил.
– Чего вы ревете? Я еще потягаюсь с этим щенком, жизни своей не пожалею! – закричал он и спрыгнул с кана.
Старик испугался, тоже соскочил с кана и схватил сына за руку. Мать со всей скоростью, какую позволяли развить бинтованные ножки, бросилась к двери и закрыла ее своей спиной. Цзялинь оказался буквально зажат между всполошившимися родителями.
– Тьфу! – в сердцах сплюнул он. – Я вовсе не собираюсь убивать его, а только хочу написать на него жалобу. Мама, дай мне ручку со стола!
Но это объяснение ничуть не успокоило стариков, им было бы легче, если б парень начал крушить в доме мебель. Отец, ни на секунду не отпуская Цзялиня, взмолился:
– Сынок, ни в коем случае не ввязывайся в это дело! Минлоу может дойти хоть до самого неба, в правлении коммуны, в уезде у него свои люди… Пожалуешься на него – ничего не добьешься, а нас он со свету сживет! Я уже стар, не выдержу такого, да и ты не выдержишь его мести – молод еще…
Мать, подскочив, схватила Цзялиня за другую руку и тоже принялась умолять:
– Сынок, хороший мой, папа верно говорит! Минлоу – человек подлый. Если ты пожалуешься на него, нам всем жизни не будет…
Цзялинь только гневно сопел:
– Чем терпеть такие издевательства, лучше уж схватиться с этим сукиным сыном! Заяц и то кусается, если его загонят, а человек тем более. Неважно, сумею ли я победить, но пожаловаться на него должен!
Он с силой дернулся, пытаясь вырваться из рук родителей, однако те вцепились в него еще крепче. Мать, покачиваясь, чуть не падая, снова взмолилась:
– Сынок, хороший мой, ты что, хочешь, чтоб я на колени перед тобой встала?
Цзялинь страдальчески мотнул головой:
– Нет, нет, мама, не надо так, я послушаюсь вас, не буду подавать жалобу.
Тут только старики отпустили сына и начали утирать слезы. Цзялинь, бессильно понурив голову, присел на кан. За окном уже не полыхала молния, но дождь лил как из ведра. От реки доносился страшный звериный рев паводка.
Мать, немного успокоившись, достала из сундука синюю полотняную куртку и накинула на обнаженные плечи сына. Потом вздохнула и снова пошла к плите готовить ужин. Отец дрожащими руками набил трубку, но долго не мог прикурить, с десяток спичек извел. О лампе совсем забыл. Наконец он затянулся, сгорбившись, приблизился к сыну и задумчиво промолвил: