Суд и государство - стр. 23

Самым, пожалуй, драматичным является то, что после стольких реформ и всего этого движения в сторону расширения сферы компетенции суда, наблюдавшегося в течение последних 25 лет, статистические данные, a priori призванные дать возможность наглядно увидеть лучшую защиту конституционных прав, на самом деле вопреки ожиданиям не демонстрируют нам ничего подобного, т. е. не демонстрируют никакой эффективности мер, принятых в рамках расширения полномочий суда. Скажем, доля оправдательных приговоров не растет, а в каких-то случаях даже снижается, что, впрочем, логично с учетом различных форм plea bargaining, которые бурным цветом расцвели в американском духе в России, не всегда отвечая ожиданиям тех, кто мечтает о высоком проценте оправдательных приговоров, не будучи и сильно против plea bargaining, но напрочь отказываясь принимать последствия введения такого типа процедур. Более того, в некоторых случаях статистические данные нам показывают прямо противоположное. Если взять только одну иллюстрацию, то в советский период и в первое постсоветское десятилетие прокурор отклонял примерно 30 % ходатайств органов предварительного расследования о заключении под стражу. После передачи данного полномочия судам во имя лучшей защиты индивидуальных свобод мы сегодня сталкиваемся с тем, что судьи отклоняют примерно 10 % таких ходатайств[75].

Технически такого рода тенденция, когда прокурор отклоняет больше ходатайств о заключении под стражу, чем судья, объясняется достаточно легко. Прокурор прекрасно знает уголовное дело во всех его деталях по существу, он уверен в себе и поэтому может реально оценивать обоснованность применения той или иной меры процессуального принуждения, тогда как судья вмешивается в досудебное производство только от случая к случаю, не знает настолько хорошо уголовное дело и не имеет никакой возможности оценивать доказательства во всей их полноте. Невзирая на все усилия Верховного Суда РФ[76], судья естественным образом склоняется скорее к простому соблюдению формы, нежели к проникновению в существо уголовного дела. Можно вспомнить красивую фразу, брошенную в германской доктрине по поводу эффективности деятельности так называемого следственного судьи или, правильнее сказать, судьи над расследованием (ermittlunsgrichter). Один из авторов сравнил этого судью и осуществляемый им контроль над дознанием с «билетершей в театре, которая пропускает или не пропускает зрителей, по-настоящему даже не зная содержание пьесы, которую дают»