Строптивая для мажора - стр. 28
- Кир, ты же просто не хочешь потерять бабло, - смеется Феликс за моей спиной.
Оборачиваюсь.
- Я меняю ставку.
Деньги мне жуть как нужны. Но сейчас эти слова цепляют меня за живое. Бабки сегодня не главное.
- Она не вылетит.
- Фига ты веришь в нее! - смеется Армен.
- Ручаюсь, - говорю я.
- Мне кажется, ты Лискевич в ярости не созерцал.
Созерцал то, как она с папашей разговаривала. Именно поэтому не послал к черту раньше - боялся, что она мозг родителям будет выносить и к нам вообще домой напросится. Не надо мне чтобы Настя видела мою сестру.
- Все согласны? - наконец говорит Армен.
Парни отвеччают молчанием и приятель жмет мне руку.
- Ну деньги ты потерял.
- Где она? - выдыхаю.
- Пошли к скалодрому.
Все время пока мы движемся к спортивному комплексу у меня кровь стучит в висках.
Раньше Лискевич надо было приструнять. Когда очень требовались бабки, она работала моим заемщиком и я закрывал на все остальное глаза.
- Девочоки заперли новенькую в спортзале, - по дороге делится Армен и я сжимаю руки в кулаки.
Бесит. Я уже толком не знаю кто: Лискевич или белокурая или то, что я с я про кровожадность приятеля раньше не знал.
Дико не хочется проиграть и, опомнившись, я начинаю немного жалеть о том, что вот так вот поступил со ставкой. Кто знает эту белокурую? А деньги, которые я поставил - последние и мне нужна вся сумма выиграша для того чтобы помочь сестре выбраться в Италию.
Но выпирать новенькую мне больше не кажется хорошей идеей.
Стою и смотрю в открытый зал. Сердце почему-то сжимается. Что если сейчас увижу ее в слезах? Пройду мимо? Плюну на все? Смирюсь с тем, что проиграл?
И тут она на моих глазах швыряет тальк Лискевич в лицо.
Это почему-то вызывает во мне такой прилив бодрости как на треке во время гонок. Как луч солнца, блин, разорвавший тучи в пасмурный день.
Она мне… нравится.
Да, тьфу ты, нет! Борюсь с желанием влепить себе затрещину.
Я же не любил никого и никогда, кроме моей сестры и матери.
Мне нравится пламя белокурой, ее азарт.
Не дам ей проиграть и вместе с этим не проиграю сам.
Лискевич заливается слезами, краснеет. Могу представить, это наверное очень мерзко получить такой вот “залп”.
Подхожу к Насте и наконец-то она получает от меня то, ради чего полгода наверное старалась. Целую ее в губы, но без чувства, без азарта.
Так и хочется в это мгновение обернуться к белокурой, подмигнуть и сказать: “Ну чего, Антуанетта, мы теперь с тобой в одной команде”.
Лискевич целуется долго, протяжно. Я чувствую, что для нее я не первый раз и это радует. Меньше всего я хотел бы быть первым, потому что рано или поздно мы расстанемся. И скорее всего рано.