Строптивая для Мачете - стр. 6
Лачо бьёт по тормозам и вскидывает руку так резко, что я вообще не успеваю понять, что происходит. Не успеваю даже как-то отреагировать: дёрнуться или хотя бы вскрикнуть. Доля секунды и унизанные перстнями пальцы впиваются мне в шею и вдавливают затылком в подголовник, не позволяя ни отшатнуться, ни сглотнуть.
— Если я сейчас сожму твой щитовидный хрящ, одновременно поворачивая свою кисть наружу, то ты уже никому не сможешь про меня рассказать, — его негромкий, серьёзный голос звучит как приговор. Как смертельный диагноз, напрочь убивающий сопротивление. — Поэтому повторяю: не беси меня. И тогда у тебя всё будет хорошо. И у твоего папочки тоже. Так понятней?
Непроницаемо-чёрные глаза поблескивают в свете встречных фар. От этого блеска морозец по коже...
Я начинаю хрипеть, в ушах шумит. В салоне моментально становится душно и напряжённо.
— Д-да, — выдавливаю сипло, панически боясь услышать, что ему от меня нужен вовсе не выкуп.
Эта мысль приходит мне в голову только сейчас, навеянная хищной, удовлетворённой усмешкой, тронувшей уголок его рта. Цыган ослабляет хватку, и я с жадностью хватаю ртом воздух. Молча. Не рыпаясь. Как было велено.
Лачо неумолимо приближает лицо, провоцируя ненависть к собственной беспомощности и невольное восхищение его беспрецедентной наглостью. И тогда происходит то, чего я от себя вообще не ожидаю — моё тело на него реагирует. Запуганная, дрожащая от злости и унижения, я вдруг испытываю возбуждение…
Я знаю только одного мужчину, кому настолько начхать на персону моего отца. И тот оставил о себе такие яркие воспоминания, что теперь это поверхностное сходство пускает по венам голод до новых прикосновений.
Непроизвольно вжимаюсь спиной в кресло, но губы Лачо замирают на расстоянии выдоха от моего уха.
— Поясню пару важных моментов. Первое, домой ты уже не вернёшься. Сбежишь — догоню, и разговор у нас будет уже совсем другой. Так что нехрен доводить до греха. Я бы мог за тобой поухаживать, но сама понимаешь, это только формальность. Фактически я тебя присвоил. Второе, привести домой пленницу я не могу. Это будет неуважением к самому барону. В дом ты должна войти исключительно как моя женщина. Поэтому ты сейчас без слёз, без истерик даёшь мне себя трахнуть. Вопросы есть?
Вопросы?
Да у меня даже слов нет! Одни маты...
Боже, он же это всё говорит на полном серьёзе. Двадцать первый век и такая дикость! Похитить и трахнуть. Видно, крыша у этого цыгана капитально поехавшая.
— У меня есть шанс отказаться? — мой хриплый от напряжения шёпот царапает пересохшее горло.