Строгий отчет - стр. 14
Недавно я с большим интересом прочитал три книги петербургского прозаика Виктора Точинова. Автор давно и достойно работает в литературе, пишет романы и повести в таком непростом для отечественного писателя жанре как фантастические ужасы. Это тем ценнее, что обычно у нас получается вариант с инверсией – ужасная фантастика. Но три книги, которые привлекли мое внимание, имеют несколько иную природу и относятся к категории литературных расследований. Две из них: «Остров без Сокровищ» и «Одиссея капитана Флинта, или Остров без сокровищ-2» посвящены разбору «Острова сокровищ» Стивенсона, третья – «Дороги авантюристов, или Загадочная яхта лорда Гленарвана» – препарирует «Детей капитана Гранта» Жюля Верна. Писатель предлагает остроумные и неожиданные версии всем известных событий, переворачивающие привычные с детства образы героев и негодяев, рисует собственные сюжетные линии поверх классических текстов.
Самое показательное, что книги Точинова вызвали живейший интерес со стороны читателей. Они соглашались с интерпретатором или спорили с фальсификатором, посмевшим, поднявшим руку и т. д. Были и такие, кто, проявив изрядную эрудицию и наблюдательность, предложил собственные версии и трактовки. Я задумался. Книги Стивенсона и Верна написаны полтора века назад. И они известны уже семи-восьми молодым поколениям. Нет оснований полагать, что в ближайшей перспективе они исчезнут, канут в книжную Лету. Родители, желающие приобщать детей к слову, покупают свежее издание тех книг, которые они сами читали в детстве. А вот что делать современным детским авторам, пытающимся найти своего читателя? Что делать писателю как таковому?
Нам хорошо знакомо понятие «постмодернизм». Как правило, оно употребляется в книжной речи рядом с другими красивыми словами: после коннотации и перед дискурсом. Что есть на практике? Как происходит смена культурных эпох? И по каким признакам мы можем судить о произошедшем переходе?
Один из главных маркеров – обнуление предыдущей эпохи. Все, что было значимым и ценным, объявляется устаревшим и даже опасным. Средневековье начинается с отрицания античной культуры – языческой и греховной. Уже средневековый культурный код обнуляется Новым временем. На материале русской культуры это хорошо видно в формировании того, что мы называем «золотым веком». Если брать литературу, то она состоялась, утвердилась в сознании через отрицание русской литературы XVIII века. Чтобы Пушкин или Лермонтов приобрели статус классиков, нужно было вычеркнуть условного Сумарокова или Хераскова. Причем вычеркнуть буквально – из учебников и хрестоматий, освободив в них место для «новых классиков». Интересно, что в качестве «обнуления» использовалась ирония и осмеивание. Практически вся русская литература XVIII столетия символически отразилась в ставшей комической фигуре графа Хвостова – не просто графомане, но сгущенном образе литературы прошлого.