Стрелецкий десятник - стр. 2
Вдруг скрипнула дверь. Иван повел взглядом: у косяка Спиридон – хитроглазый русый детина, косая сажень в плечах. Кивнул ему, тот мигом оказался рядом и зашептал:
– Бабка Феодора, прозывают Рогулькой. Когда сказали, что на государя замахнулась, ей плохо стало, водой отливали.
– Не ведьма? – тоже шепотом спросил царь.
– Этого не водится за ней. Повитухой слывет, иной раз милостыней пробавляется. Приволок ее сюда, возле конюшни сидит, плачет. Прикажешь проучить?
– Нет, не надобно. Алтын дай и пусть идет с миром.
У Ивана отлегло от сердца, однако есть не хотелось, и он встал. Все тоже поднялись, лишь Даниил Патриков задержался, но, видать, почувствовав царский взгляд, заторопился проглотить еду и чуть не подавился.
Старенький священник церкви Благовещенья шепеляво прочел благодарственную молитву. Иван направился к выходу, за ним поспешил боярин Прокофий. Около двери к царю с поклоном обратился его сын Афанасий. У Прокофия ноги ослабели от ужаса. Он знал, что затевает тот неладное, да не успел запретить ему. Сейчас грянет гром гнева царского! Незаметно малым крестом перекрестился боярин чуть повыше обширного живота, и как во сне услышал слова сына:
– Государь, дозволь слово молвить.
– Ну, чего тебе? – Иван остановился.
– Волчья стая на Сукромле-реке объявилась. Разреши травлю устроить.
– Пост ведь.
– Пост постом, государь, а гонять надо: две ярки задрали, жеребенка загнали. Селяне плачутся. Дозволь…
Царь вдруг почувствовал, будто кто толкнул его: «Езжай на травлю. Коль волка убьешь, Казань принесет славу тебе!» Тихо спросил:
– Стая-то большая?
Афанасий отвечал почти шепотом, скороговоркой:
– О трех. Похоже, волчиха прошлогодний помет натаскивает. Уже людишек разослал, прямо теперь начать могу…
– Добро. Часок отдохну и тоже поеду… Ты чего поник?
– Помилуй, государь! Полагал – малая охота. Большую для тебя не готовил…
– Ладно, посмотрю на малую. – Иван обернулся к Порфирию: – Гонца пошли. Пусть скажет государыне и Адашеву: мол, завтра утром вернусь.
Когда царь Иван выехал на охоту, солнце еще основательно припекало, хотя и было уже на полпути к закату. Сразу за воротами ограды Тонинского царского дворца свернули направо, миновали вброд Сукромлю и неспешно двинулись по ее правому берегу, заросшему луговой разнотравицей с куртинами мелкого кустарника.
Иван ехал верхом. Под ним вороной аргамак грыз золоченые удила, порывисто перебирал тонкими ногами и зло косился на соседних коней, рядом – Даниил Патриков да Афанасий Морозов, у этих лошади каурые, поджарые. На три-конь позади двигалась царская охрана: приближенный рында Спиридон да стрелецкий десятник Юрша Монастырский. За ними – двор. В первой паре Прокофий Морозов с Игнатом Нарышкиным. Из-за жары все одеты в легкие полотняные чуги – кафтаны для верховой езды; государева чуга шита цветным шнуром, а кляпыши позолочены. Один только боярин Морозов блюдет старину – нарядился в широчайшую шубу.